«Переигрывает», — с равнодушием отметила я, прикидывая, на что повелась-то.
Высокий, русый — стандартный представитель славянской внешности с каплей татарской крови. Весь подтянут, гладко выбрит. Помимо того, что в тридцать три у Назара нигде и ничего не висело, он отлично готовил. Руки росли из правильного места, мог при случае гвоздь забить, розетку починить, убраться в квартире. Выращивал цветы в горшочках, модно одевался, не пил.
Хороший мужик, жаль, ремень не держал штаны и самолюбие страдало от растущей зарплаты супруги.
Но вот нет в Назаре оленьего обаяния. У того и волосы светлее, и взгляд проникновеннее. Да и челку Рудольф поправлял, будто стоял на сцене Большого театра и ловил овации зрителей. Короче, настоящий артист. Наверняка такой же любитель заглядывать в чужие стойла, однако ударить его не тянуло.
— Назар, — вздохнула я, — мы развелись. Нам не о чем говорить.
— Я расстался со Светой, — пробурчал Сташенко и весь сдулся. — Алена, прости.
— Поздравляю, — сухо ответила я. — У меня работа.
— Да у тебя всегда работа! — вспылил он неожиданно. — Ты не женщина, а робот! Лучше бы внимание мужу уделяла, чем бегала по сомнительным заведениям. Вот где ты?! Точно не в офисе!
Где-то на задворках послышался сдвоенный крик мамы и тети Таи: «Назар!».
Все, хватит. Побыли добрыми девочками, можно смело посылать подальше.
Я открыла рот, чтобы попрощаться, но замерла. По коже пробежали мурашки, затылок пощекотало от странного предчувствия. Рядом раздалось шуршание, затем аромат вишни плотным облаком накрыл меня с головой.
— …ты слышала, мама?! Работа у нее, плевать на семью, мужа… — брызгал слюной Сташенко.
Рудольф крепко сжал талию, прильнул к моей спине и высунулся на потеху зрителям с громким заявлением:
— Сахарочек, ты надолго? А то я уже не знаю, что с себя снять.
Едва Рудольф показал себя во всей красе, а потом еще и заговорил — лица тети Таи, мамы и Назара вытянулись.
Бывший муж вообще выглядел так, будто мозг загрузили поиском решения одной из десятка задач математики. Взгляд бегал туда-сюда, губы сжались в прямую линию, подбородок подрагивал, ровные ряд зубов отстукивали музыкальный ритм. Правда, уже через минуту Сташенко очнулся в страстном желании высказаться. Его опередила моя мама и задала резонный вопрос: