- Выпейте, госпожа, - протянула она мне кружку с водой. –
Вам явно не по себе…
- Пожалуйста, сними с меня это! – взмолилась я, не обращая
внимания на воду и продолжая ковырять пальцами шнуровку.
- Что снять? Платье?.. – удивилась Джитта.
- Костедробилку! – простонала я, чувствуя как задыхаюсь все
сильнее. Как вообще я смогла так долго протянуть в таком наряде?
- Госпожа… я вас не понимаю, - снова попятилась девушка, и
на лице ее я прочитала испуг.
Тут я постаралась взять себя в руки. Так нельзя… Какие бы
сюрпризы нам не преподносила коварная судьба, всегда нужно оставаться
человеком. Мне придется жить с тем, что обрела новую жизнь, если не хочу сойти
с ума.
- Джитта, помоги мне снять корсет, - как можно спокойнее
произнесла я.
- Как снять?! – всплеснула руками эта простодушная натура. –
Тогда у вас под платьем ничего не останется. А это очень неприлично. И что
тогда будет поддерживать вашу грудь? – строго закончила она.
- Моя грудь никуда не денется. А вот если ты с меня не
снимешь это, то от нее точно ничего не останется.
Джитта оказалась настолько упертой в вопросах гардероба, что
мне пришлось уговаривать ее минут десять, не меньше. Но даже не это
подействовало на упрямицу, а то что красноту на моем лице сменила пугающая
бледность, и я едва не бухнулась в обморок. Вот тогда она смилостивилась и
освободила меня от корсета. Блаженная улыбка расползлась по лицу, как только
смогла дышать спокойно. А на то, что Джитта усиленно стягивает шнуровку на
платье, я так и вовсе не обращала внимания.
Чуть позже, когда вволю насладилась свободой, я спросила у
Джитты, когда она вернулась с очередной охапкой платьев, чтобы повесить их в
гардероб:
- Мингерия – это страна такая?
- Это империя, - огорошила она меня. – Самая могущественная
в мире. И правит у нас самый справедливый король – Сиджи. Молодой, но
справедливый. А какой красавчик!.. – мечтательно закатила она глаза. – Я его
всего один раз видала, когда проезжал по нашей провинции, но никогда не забуду.
Какая выправка, а осанка!.. Не то, что его отец – Ерс. Тот был жестокий и злой,
- скривилась она, а потом, словно опомнившись, приложила руку тыльной стороной
ко лбу, поклонилась и пробормотала: - Простите, святые силы, за сквернословие
об усопшем… В общем, сейчас у нас все по справедливости.