Рыночная экономика, как она отразилась в сознании писателя и на судьбах его сограждан, для среднего украинца – та же зона отчуждения вокруг АЭС: здесь всё не его, не ему принадлежит, заражено.
Можно поспорить со столь мрачно нарисованным, в тучах и ненастье, украинским пейзажем, тем более что тут же, как некий поплавок, через всю книгу проходит образ директора Харьковского завода «Проммэл» Владимира Диканя, вполне в духе реформ.
Скоро на Украйне, справляющей уже десятилетие «незалежности», второй тур выборов президента. Кто захочет, может оценить эти реформы и нынешнюю жизнь. Вышло не специально, так сошлось: документ эпохи из-под пера Омельченко вполне сопоставим с предвыборными обещаниями кандидатов: по контрасту.
Алексей ИВИН
(опубликовано в «Литературной газете»)
11. Сплавать по главной реке, войти в настоящий лес
Одни считают, что человек получает душу неизменной и готовой, «запечатанным пакетом» при рождении, другие – что у человека все как у животных: обучение навыкам, взросление, опыт, духовность. И в этом смысле мне повезло, я доволен, что видел не 164-квартиный дом, и живописную лесную деревушку в шестьдесят дворов по берегам чистой одноименной речки. Нижняя Печеньга… Этимология темная, но с «печью» и «печеньем» вряд ли связанная. И суффиксы наши, северные, – «га» и «ма»: Тотьма, Камчуга, Сельменьга, Пиньга, Коченьга. А если к тотемским видам присоединить еще и тарногские – засеянные холмы по берегам реки Лохты (там была родина матери) – то общие впечатления куда с добром, почти отрадные.
В средней школе я был твердым середняком, а по литературе – так и вообще троечником. Самому до сих пор стыдно перед Галиной Васильевной Оленевой, когда классе в шестом (или в восьмом?) меня вдруг отчего-то понесло, и я в одном сочинении на свободную тему уподобил весеннее небо с его голубыми разводьями ледоходу на реке. Получил устное взыскание и множество волнистых учительских помет на полях школьной тетради. И отметку «см».
Конечно, если бы к тем юношеским настроениям да нынешние мозги, то я бы лучше поступил хоть в Тотемский лесотехнический техникум и служил теперь лесником или мастером где на пилораме. Потому что леса вокруг там повсеместно немеряно, и он великолепен. Но увы!.. После провальной попытки поступить в Ленинградский университет на факультет журналистики меня потянуло в Вологодский пединститут, на филологию: наверное, опять-таки из-за стремления позаковыристее высказаться и все-таки быть понятым. Филологию в начале 70-х там преподавали хорошо, не скажу ничего худого, и учился я уже вполне осознанно и с интересом у таких людей, как О.В.Шайтанов, супруги Гура, А.А.Данилов и Г.В.Судаков. И студенческая компания вроде была подходящая, и было даже единомыслие, и идейные споры, и – не побоюсь худого слова – даже искания. Потому что в те же годы на тех же курсах учились известные ныне вологодские писатели А. Цыганов, В. Белков, М. Карачев, А. Драчев. (Вина и водки тоже было больше, чем следовало бы). И все же понят я был так же редко, а к волнистым линиям прибавились насмешки друзей и разносные рецензии из вологодских газет и московских журналов. Нет, определенно: весенние облака покрасивее, чем зимние, но все-таки на ледоход не похоже.