Хлестнул отец в сердцах лошадь кнутом, покатил с сыновьями в деревню к Василию.
Издали услышала Мария Фёдоровна приближающийся грохот колёс по укатанному большаку. Сердце её забилось, предчувствуя неладное.
– Бежите, дети, в рощу, прячьтесь там: беда несётся к нам на телеге, – успела предупредить мать Василия и Ксению…
– Где!? Куда!? – кричал в ярости Прохор, заглядывая во все уголки хаты и подворья.
– Нету. Не знаю, не ведаю, – отвечала Мария Фёдоровна сквозь слёзы.
– В рощу! – вне себя от ярости закричал Прохор Иванович.
Плутая между берёзами, бежали Василий и Ксюша, не зная, куда им спрятаться. Беглецов догнали. Бил их Прохор, не жалея сил, запасными вожжами, да старший Андрей помогал ему. Обессиленные от побоев, лежали Василий и Ксения на земле.
– Николай, привяжи его, – кивнул Прохор в сторону Василия, – к стволу берёзы. – А этой руки свяжи, да на телегу погрузи, – приказал он Андрею.
Прислонил Коля кое-как к берёзе Василия, обмотал вокруг верёвкой, вместо узла воздушную петлю сделал, и один конец в руку ему сунул. На прощанье прошептал:
– Прости, друг. Предупреждал я тебя, чтобы не связывался с сестрой. Не послушался ты. Очухаешься, потяни за конец.
Только тронулась телега, очнулась Ксюша.
– Отпустите меня, – прошептала она. – Не будет мне жизни в нашем селе. Любить Василия мне всё равно не запретите.
Пуще прежнего разозлился отец.
– А что, ты разве имеешь теперь право на жизнь? Позорница! Повесить тебя мало! – словами, как раскалённым железом, припечатывал Прохор Ксюшу.
– Вешай! – что есть силы, крикнула Ксения.
– Вот как! – ответил Прохор и остановил лошадь. – Тащи её, Андрей, к дереву.
Не помня себя, он схватил вожжи и накинул петлю на шею Ксении. Она оперлась спиной о берёзу и не сопротивлялась.
– Изверги, – еле слышно произнесла Ксюша.
Николай не ожидал от отца такой жестокости. Бросился он перед ним на колени и взмолился:
– Опомнись, батя! Меня лучше повесь!
На одного сына посмотрел Прохор, на другого. Вид его был такой, будто разум к нему только что вернулся.
– Живи, – взглянув последний раз на дочь, буркнул он.
Горькой слезой скатилось Ксюшино тело по стволу берёзы.
Василий пришёл в себя. Почувствовал в руке конец верёвки, дёрнул, кое-как освободился. Ползком двинулся по дороге, непрестанно повторяя:
– Ксюша, Ксюша, Ксюша.