Заветный ручей искрился в мягком свете полуденного солнца. Холодная живительная вода привычно смыла соленую влагу с пылающего лица, растворила душевную боль, унесла ядовитый гнев.
Увы, целительное одиночество оказалось нарушено: совсем рядом, так что можно дотянуться, на плоском валуне примостилась худенькая девочка. Громкие всхлипывания и тяжкие думы усыпили бдительность, ослепили и оглушили, вот Астейн и не заметила ее. Острые лопаточки, – два колышка, – топорщили ветхий лён рубахи. Ручки-прутики тянулись к воде, но, едва коснувшись, сразу отдергивались, словно и не вода это вовсе, но жалящий огонь. Лица не разглядеть – низко опущена голова, соломенные волосы тонким покрывалом скрыли его.
– Почему плачешь? – первой нарушила неловкое молчание незнакомка, не поднимая головы.
– Не знаю. – Астейн пожала плечами и ответила так, как всегда отвечала чужакам и нежданным гостям.
Это ее ручей и никому другому здесь места нет. Даже с Хельми старалась сюда не ходить без особой надобности. Но потом словно что-то заставило устыдиться излишней резкости ответа, и с языка сорвалось:
– На брата обиделась.
Незнакомка кивнула едва заметно, и продолжила смотреть на воду.
– Откуда ты здесь? – наконец задала Астейн один из многих вопросов, что пчелиным роем жужжали в голове.
– А у меня нет брата, – прошелестела девочка, будто и не услышала. – Это хорошо, когда есть брат?
– Не слишком. – Дочь Ингвальда растерялась, но ответила честно, позабыв в тот же миг про все вопросы.
Незваная гостья вновь кивнула. Потом резко встала, так что кости хрустнули, быстро повернулась к лесу и решительно молвила:
– Пойдем со мной.
– Куда?
– С моим батюшкой на лодке кататься. Ты любишь речные лилии? Он нарвет их нам.
– Они быстро вянут. – Ноги пришли в движение не спросясь разума, и Астейн отправилась следом.
– Эти волшебные – долго простоят. А, может, и вовсе не завянут.
Тугим парусом надувался белый лен рубахи. Черными горошинами скакали впереди грязные пятки. Стремительно мчалась тонкая девочка-тростинка, словно ветер нес ее. Едва поспевала Астейн за незнакомкой.
Мелькала белым мотыльком хрупкая фигурка, перепрыгивая-перелетая с узловатого корня на древний валун, а с валуна на черничную кочку. Астейн спотыкалась, но бежала за ней, будто прикованная незримой цепью.
Земля стала упругой, топкой. Каждый шаг – что влажный поцелую в горячую стопу.