Лия умоляюще смотрит на
меня:
— Господин
Римус...
— Ладно-ладно, я
понял...
Оглядываюсь. Сумка с
черепом лежит под моими шмотками. Надеюсь, за минуту ничего с ней
не произойдет.
Поправляю плащ на талии,
ступаю в прохладную воду и...
Рывок!
Что-то хватает меня за
ногу и резко дергает. Шлепаюсь спиной в прибрежную глину. Еще
рывок, и меня утягивает под воду. Я захлебываюсь, успеваю услышать
крики Лии...
Подловил,
гаденыш!
Сильные руки сжимают мне
шею, вдавливая в подводный грунт. Я открываю глаза и вижу через
мутную воду полную ненависти рожу Курца. Он сидит на мне и топит! В
глотке что-то защемляет! Твою мать! Какая силища! Он точно без
артефактов?!
Пытаюсь столкнуть его,
но собственные сила и вес сыграли со мной злую шутку — только
глубже зарываюсь в грунт.
Пальцы! Я хватаюсь за
один из пальцев Курца, выгибаю и... он с хрустом ломается. Но
говнюк этого словно и не замечает, продолжает убивать
меня.
Херово
дело...
Очень
херово...
Вот там... Костя...
угорает...
Все мои сильные удары
глушатся сопротивлением воды! Я барахтаюсь, как каракатица в тазе с
грязью.
Краем глаза различаю
ножки Лии. Она прыгнула в воду...
Чтоб меня, да женщины
спасали?!
Ну давай,
говнюк!
Бить бессмысленно!
Хватаюсь за фартук Курца, тяну на себя. Рывок! Еще
рывок!
Вот так, сучий ты
сын!
Рожа с плешивой бородой
погружается под воду вместе со мной. Курц пытается вырваться, но я
только сильнее прижимаю его к себе! Вижу, как пузыри выходят чуть
ли не из его ушей. Я успел задержать дыхание, а вот он
захлебывается! Отлично!
Хочешь убить меня,
придурок?! Нет уж! Сдохнем вместе!
Курц мечется как
ужаленный, заглатывает воду. Перед моими глазами мельтешит его до
усрачки перепуганная рожа.
Что?! Жить хочешь,
тварина! Нет, брат, так не пойдет! Я заберу тебя с
собой!
Сознание улетает, но я
только сильнее прижимаю его к себе. Впритык, чуть ли не касаясь
носами. Его выпученные глаза с ужасом смотрят на
меня...
Я же... Только улыбаюсь.
Самой своей мерзкой улыбкой, которую знаю. От этого остатки воздуха
выходят у меня из легких...
Даа-а-а...
Весело....
...
...
Курц отпускает
меня.
А следом и я
его.
Мы выныриваем
одновременно.
Легкие горят, я чуть не
прокусываю язык, втягивая спасительный воздух. Курц кашляет, как
туберкулёзник в свой последний день, истерично загребает руками.
Цепляется за траву и глину, выползает на берег.