Дар с трудом разлепил глаза. Рамир стоял у окна и
заинтересованно смотрел на улицу.
– Я тебя убью! – простонал Дар. – Первый день, когда
можно отоспаться. Что там такого, ради чего я должен
встать?
– Иди, иди сюда, и начинай собой гордиться. Не зря
ты вчера за ту дикарку вступился.
Упоминание о вчерашней девушке чуть ускорило Дара.
Он подошел к другу. Не сразу понял в чем дело: во дворе трактира
увидел стайку девиц, тех самых, которые обслуживали наемников. Они
медленно направлялись к воротам. Очень медленно. Дар
присмотрелся.
Одна из девушек сильно хромала. Под правый локоть ее
поддерживала одна из подруг. Левую же пострадавшая прижимала к
груди. На мгновение повернулась боком, и Дар увидел профиль ее
лица. Скорее угадал, чем узнал ту, которая сидела в зале до
последнего напротив главы наемников. Лицо с видимой стороны
наливалось синевой.
Дара передернуло. Нет, жалость к девице в нем не
проснулась, и не такое видел. Порой от пьяных наёмников девиц и на
погост выносили. Но сама мысль о том, что подобное могло случиться
с зеленоглазой мао, заставила его выругаться.
– Это он зло на тебя вымещал, – спокойно сказал
Рамир. – И внимательно посмотрел на друга. – Тут это, я на конюшню
с утреца ходил, лошадей проверить. С конюхом поговорил. Расспросил.
Сначала я пытался с Ани… э-э-э подавальщицей поговорить, она охотно
со мной кокетничала, но как только спросил про девушку, дурочкой
прикинулась. Такая мгновенная перемена, что понял, слова не вытяну.
А вот пентюх с конюшни за серебряную монетку все, что знал,
рассказал.
– Кто она, – хриплым то ли со сна, то ли от волнения
голосом спросил Дар.
– Лесовичкой называют. Говорят, она дочь ворожеи. К
той ворожее люди со всей округи лечиться ходят. Целители храма
голытьбе не по карману. Уважают ведьму… ворожею очень. А дочь её в
трактир приходит за продуктами, такими, которые в лесу не
найти.
– Часто?
– Этого он не знает. Но это не всё. Только я из
конюшни, смотрю из трактира наёмник выходит, как там его Шерг
называл, Вегард, и в нашу сторону. Я тут же за денник соседний
присел, и успел конюху пообещать ещё серебро, если он ничего о
девушке наёмнику не скажет. И добавил, что, если проговорится, я
ему голову оторву. Как в воду глядел, наёмник вошел и сразу с теми
же вопросами. Предложил конюху две серебряных против моей
одной.