Аррах прищурился:
– Хочешь вмешаться?
Все снова выжидающе замерли, но Кузнецов отрицательно качнул
головой:
– Нет. Не полезу сам и вам не позволю. Мы можем быть всего
лишь наблюдателями. Не больше. Потому что если попытаемся
кому-нибудь помочь, любой из сторон, то изменим сам ход истории и…
исчезнем. Навсегда. И кто знает, что произойдёт дальше во
вселенной…
– А как же война? С Альянсом?! – не выдержал кто-то из
саури.
– Её нет. И не будет в обозримом будущем. – Сашка
горько усмехнулся. – В ближайшие десять тысяч лет –
точно, девочки и мальчики. А вот когда она начнётся… –
Усмехнулся очень злой улыбкой и, встав, выпрямился. – Вот
тогда мы и вмешаемся.
– Но разве можно прожить десять тысяч лет?!
– Конечно нет. Но мы будем жить в наших детях и передадим
им наш наказ: когда придёт время – вмешаться. На нашей
стороне, естественно. Или вы против?
– Нет! Пусть так и будет!
Решение было единодушным, и это обрадовало Кузнецова. Все
одобряли принятое им спонтанно решение, но, как оказалось при
трезвом рассмотрении, оно было единственно верным. Выждав, когда
стихнут голоса возбуждённых соклановцев, Александр произнёс:
– Думаю, в свете того, что мы выяснили, необходимо решить
вопрос, как нам быть дальше…
– В смысле?
Неожиданно для всех лицо вождя стало задумчивым.
– Как-то мне не улыбается быть единственным… гхм… отцом
народа… Ну, скажем, не совсем единственным, но тем не менее…
Тишина. Затем на лицах саури начала проявляться краска смущения.
На что намекнул вождь клана? Кто-то из девчонок хихикнул, улыбнулся
Аррах. Отвернулась потемневшая, словно дарка, профессорша.
– Аалейк… – ахнул кто-то.
– Вопрос между тем серьёзный, ююти и юили. Скоро сезон
Радости…
– Айе… – протянул одинокий девичий голос с тихой
тоской.
– Так что, уважаемые, нам нужно как-то найти решение. Или
компромисс… – выдохнул Кузнецов, словно ныряя в омут с
головой.
* * *
Антанариэль не понимала, что происходит у чужаков. Единственное,
что было ясно, – что-то произошло. И явно очень важное для
тех. С вечера после возвращения ушедшего два двадцатидневия назад
корабля. Все чужие, в том числе и круглоухий, долго совещались за
закрытыми дверями. Её, естественно, не приглашали. Зато дарка
видела задумчивые лица «родственников», покинувших покои хозяина.
Девушка уже привыкла считать того своим владельцем. И, откровенно
говоря, радовалась и одновременно обижалась. Радовалась, что тот не
обращает на неё внимания и не пользуется её телом. Обижалась,
потому что тот игнорировал её. Клубок противоречий: и рада,
что до сих пор над ней не надругались и не изнасиловали. И обижена
как раз за это же самое. Но это всё лирика.