- Чего озираешься? – спросил он меня, - садись. Я щас закусь с
кухни принесу.
И он вышел на минутку, а когда вернулся, в руках у него был
полбуханки ржаного, кусок докторской колбасы и пара свежих
огурцов.
- Наливай, чего тянуть-то, - скомандовал он, выставляя на стол
два гранёных стакана.
Я и налил примерно наполовину. Выпили без тостов.
- Как жизнь-то, паря? – спросил он меня, схрумкав половину
огурца, - что-то ты пропадаешь часто.
- Жизнь идёт, Михалыч, - уклончиво отвечал я, - как паровоз. То
ускорится, то постоит возле полустанка. Бывает, что и в тупик
заезжает.
- Девка-то твоя куда делась? – задал он наболевший вопрос. –
Красивая была, зараза.
- Была, да вся вышла, - отвечал я, наливая по второй, - нашла
себе другого хахаля, с деньгами и должностью. У тебя самого-то жены
не было что ли никогда?
- Была жена, - с грустью сказал он, допивая второй стакан, - как
же без жены-то… померла только… лет десять уже как. Второй раз не
женился, поздно уже мне. Я тебе вот какой совет могу дать, - и он
почему-то сразу замолчал.
- И какой совет ты мне дашь? – уточнил я, - чего замолк-то?
- Иногда надо остановиться и отдохнуть. А когда всё само собой
уляжется, опять что-то делать можно…
- Мысль глубокая, - задумался я, - ну давай по последней, да
пойду я спать – завтра тяжёлый день ожидается.
31 августа 1990 года, пятница
Утром я газетку почитал, Известия – кто-то забыл её на кухонном
столе, а я умыкнул. Узнал, что вообще в мире делается. А делалась
там сплошная война в Персидском заливе… если кто-то забыл, напомню
– Саддам Хуссейныч в июле еще взял и захватил Кувейт, мировая
общественность возбухла и решила отомстить тирану. И весь август
там шли боевые действия, кои, кажется, уже были близки к
завершению. А кроме Хуссейна в мире объединились, наконец, две
Германии, и ещё товарищ Горбачев реабилитировал всех диссидентов,
включая Солженицына. И стартовала программа «500 дней» имени
Явлинского-Шаталина… бред, конечно, собачий, впихивать такую
сложную проблему, как переход от социализма к капитализму, в узкие
временные рамки. Оно и не вышло ничего, как мне подсказывает память
– пустобрёх и балабол этот Григорий Алексеевич, и больше никто.
Из культурных новостей почерпнул для себя что меценаты нынче
куда-то все подевались – некая Паола Волкова лила крокодильи слезы
на этот счёт. А Михаил Михайлович Жванецкий тиснул удивительно
несмешную юмореску под заглавием «Там, где нас нет»… что поделать,
Михал-Михалыч был продуктом жизнедеятельности страны, которая
умирала на глазах. Жванецкий тоже умер в 91 году вместе со страной,
а дальше это была уже какая-то загробная жизнь.