Матери от родителей досталась большая трешка на
Октябрьской набережной. Когда Славка женился на Лене, ту квартиру продали и купили
им двухкомнатную в Коломягах. А потом, добавив денег, нашли такую же двушку и
нам с Олесей, только на Гражданке.
Я вспомнил, как ночь за ночью приходил в маленькую комнату
и сидел в кресле-качалке, глядя на все, что мы приготовили для будущего
ребенка: кроватку, коляску, манеж, пеленальный столик. Говорил себе, что так
продолжаться не может. Что надо переехать. Продать эту квартиру. Или сдать, а
себе снять хотя бы комнату. Но ничего не менялось.
Мать звала к себе в Керро, куда перебралась после смерти отца,
но я боялся, что она утопит меня в сочувствии и участии. Все это хорошо,
но лишь в гомеопатических дозах. А она никогда ни в чем не знала меры.
Так прошло полгода. А потом я просто собрал все. В первую
очередь собрал себя, стиснул в кулак, сжал до писка, до боли. Собрал детские
вещи и раздал знакомым. Собрал вещи Олеси и отвез к теще. Оставил лишь
фотографии и несколько памятных безделушек. Ушел с головой в работу и в спорт.
Если выпадало свободное время, садился в машину и ехал куда глаза глядят. Останавливался,
бродил по лесу или по берегу залива.
Постепенно тоска ушла. Остались память и грусть. И жизнь
без красок. Я не цеплялся за прошлое, не испытывал какой-либо вины и хотел бы
снова жить полной жизнью. Но это не то, что можно вернуть волевым усилием. Для
этого должно произойти что-то особенное. Однако… не происходило.
Я просто жил – как живется. Как трава под солнцем.
Рита
После дневного сна Наташа накормила Бобра полдником, и мы
с ним отправились на прогулку, прихватив, разумеется, Корвина. Тот обожал новые
места и трусил по тропе впереди нас, то и дело оглядываясь. Гулять с Бобром
было той еще засадой. В коляске он, разумеется, ездить отказывался – ну как же,
большой! – но на долгий пеший трип его еще не хватало. Поэтому я решила, что мы
потихоньку дойдем по берегу до последнего дома и вернемся.
Подъездная дорога шла по тылам участков, а фасадами дома
выходили прямо на озеро. Вдоль заборов шла узкая тропинка, то ныряющая в
заросли, то выбегающая к самой воде. Корвин влетал в нее по брюхо, жадно пил,
вылезал, отряхивался. Бобра тоже тянуло подрызгаться, но я не пускала, выбирая
место поудобнее.