Но с другой стороны, осторожность басилевса тоже была понятна:
город-то общий, и ровнять его с землёй бомбами и артиллерией –
занятие нецелесообразное. К тому же пока оставалась надежда, что
удастся призвать враждующие филы к миру малыми силами и авторитетом
верховного правителя. Вот только с последним я был не согласен.
Когда я увидел, сколько оружия Птолемеи собрали на одном из своих
складов, понял, что готовились они к данному мероприятию не один и
не два года, а значит, они всё продумали и предусмотрели.
А поскольку война не собиралась заканчиваться, я завтра же
намеревался вступить либо в ряды отряда эфебов, либо в собственную
дружину. После моего разговора с Фёдором Васильевичем, Ирина дала,
наконец, добро, написала нужную бумагу, поставила подпись и печать.
Мачеха по-прежнему не понимала, зачем мне понадобилось идти
воевать, но больше не возражала против этого.
Сегодняшним же вечером меня пригласили на собрание герусии.
Андрей передал Фёдору Васильевичу плёнку, и тот посчитал, что со
мной действительно стоит поговорить.
На улице стемнело, когда я выехал из дома. Шёл дождь, барабаня
по стёклам и матерчатому верху кабриолета мелкими каплями. До
особняка Фёдора Васильевича было недалеко – да тут всё находилось
относительно рядом.
Кованные ворота открылись передо мной, и я заехал на территорию,
припарковал машину на огороженной площадке возле крыльца рядом с
пятью седанами представительского класса, среди которых было и авто
дяди Андрея.
Дом оказался большой и очень старый. У главных дверей меня
встретил дворецкий. Он взял мои плащ и шляпу, повесил на вешалку, а
меня проводил в комнату, где заседали старцы.
Я вошёл в просторное помещение, выполненное в светлых тонах и
украшенное гипсовыми потолочными плинтусами и позолотой. На стенах
висели огромные картины – два портрета каких-то господ в старинных
костюмах века восемнадцатого и пейзаж.
За овальным столом на стульях с резными спинками расположились
шесть человек: пять пожилых мужчин, среди которых я узнал Фёдора
Васильевича, и дядя Андрей. Среди этой компании особенно выделялся
толстый лысый старик с большим орлиным носом. Одет этот геронт был
в клетчатый старомодный пиджак поверх вязаной жилетки. Остальные
были, как и полагается, в костюмах ярких цветов.
Со мной поздоровались, не вставая с мест, предложили сесть. Я
устроился за длинной частью стола на единственном стуле и оказался
напротив пяти старцев, словно ученик перед экзаменаторами.