Человеческие органы чувств, если их
развивать и им внимать, тоже очень много могут рассказать. Однако
году в восемнадцатом Санька переболел вирусной пневмонией и
обоняние потерял. Не так чтобы уж совсем, но основательно. Это,
кстати и повлияло на то, что он снова запил и вернулся домой.
Тяжело ему стало водить охотников за зверем «с подхода». Чуйка
пропала.
Вот и сейчас, зная, что всё возможно,
он много времени уделял развитию этих навыков. А чем ещё заниматься
зимой? Не лежать же постоянно в берлоге под боком мамаши. Лес
Санька очень любил и когда-то хорошо знал его, вот и «вспоминал»,
то, что «затёрла» водка.
Ночь тяжёлой чёрной ватой тумана
навалилась на лагерь разбойников и запахи проступили чётче. Чем-то
позвякивали дозорные у костра. Их было трое. Санька скинул с себя
рубаху и завернул в неё лук с натянутой тетивой, стрелы и,
оставшись нагишом, встал на четвереньки.
Он редко прибегал к такому способу
перемещения. На ногах бегалось легко, но подкрадывался к добычи он
ползком или, как паук, на четырёх точках, не касаясь земли животом.
Как-то он сопровождал на охоте бывших спецназовцев, и один показал,
как они ползают, когда на животе разгрузка с боекомплектом.
Санёк, когда ещё учился ползать,
попробовал научиться ползать, как спецназовцы, и научился. Времени
у него в берлоге было предостаточно, а еды хоть заешься.
Вот сейчас он и полз по-паучьи, ловко
перебирая конечностями. Санька представил себя со стороны и
злорадно ухмыльнулся. «Я вам устрою последний день апокалипсиса», -
подумал он. Почему последний, Санька не задумался.
Он выскочил на освещённую костром
поляну, как раз тогда, когда один из охранников решил немного
размяться и встал со скрученной в подушку овчины.
Санька, отталкиваясь и руками, и
ногами, прямо из нижней позиции вспрыгнул казаку на грудь, левой
рукой схватил за затылок, а когтем большого пальца правой руки
вскрыл сонную артерию. Тут же оттолкнувшись от падающего навзничь
тела, Санька упал на землю и, оттолкнувшись от неё, вспрыгнул на
спину другого, сидящего у костра воина, и рванул его шею обеими
руками.
Третий казак, увидев, как у сидящего
напротив напарника, вдруг из шеи забили фонтаны крови, онемел. Из
его рта вместе с табачным дымом вырвался не то крик, не то сип. Он
не видел, кто напал на товарища. Видел только его округлившиеся от
ужаса и боли глаза и брызнувшую из горла кровь.