* * *
- Это что за хрень? - Взвыл Санька,
нащупав руками мохнатую стену. – Где я, млять? Что за ёж его
мать?!
Вокруг снова было темно. Со зрением
были какие-то проблемы. Он это понял сразу, как только очнулся. В
глазах плавал такой туман, что что-то разглядеть через него Санька
никак не мог. Тогда он подумал: «Всё, писец, допился», но через
некоторое время понял, что пострадали не только глаза, но и всё его
тело. Он не мог нормально двигаться. Руки, ноги Санька не
контролировал. Как, в общем-то, и процесс испражнения. Но он
чувствовал, что кто-то его перемещает и обтирает.
Кормили его через соску чем-то
теплым, жидким и сладковатым, и Сашка подумал, что это уже совсем
«край».
Ощупав «соску» руками, Санька
представил двухведёрную клизму. Такая же мягкая и резиново упругая.
Он так и не понял, из чего его кормят и скоро оставил гадания.
Само его состояние вызывало у Саньки
бурю разных мысленных картинок. Тело у Саньки никогда тщедушным не
было. Он был худ, но высок и крепок. А сейчас его то поднимали, то
опускали на странных кроватях-качелях, переворачивали. Его руки и
ноги шевелили. Он было попытался воспротивиться, но не справился с…
Непонятно с чем не справился. С какими-то громадными руками не
справился. Он даже схватился своими пальцами за что-то
сарделькообразное, как не толстый батон копчёной колбасы. И так же
копчёным пахнувшее, кстати.
Вокруг него то и дело происходило
некое действо с криками и воплями. Словно он находился в центре
сражения, или драки. В конце концов, его завернули во что-то
меховое и понесли. Так, было дело, его не однажды возили на
каталках в операционные. Но тут ощущение было несколько иное.
И вот, его положили возле мохнатой,
на ощупь, стены, а рядом с ним шевелиться некто и тоже такой же
волосатый, как и стена, и он сам. Санька уже ощупал себя. Мама
дорогая! Санька нащупал по всему телу, куда мог дотянуться,
волосы!
- Млять, млять и млять! Что за
херня?! - промычал Санька.
Звуки, покинувшие его горло, тоже не
понравились Александру Викторовичу. Разобрать, что он сказал,
конечно, было можно, но с большим трудом. Саньке вдруг стало так
страшно, что он с громким звуком обделался и, осознав это, громко
зарыдал.
Что-то большое и шершавое коснулось
его тела, перевернув его несколько раз, и Санька понял, что
кисловатый запах испражнений несколько уменьшился. В его лицо
несколько раз ударило два мощных тёплых воздушных потока, и он
услышал медвежье фырканье.