А теперь настали времена, когда сыновья Арменеи покидают ее,
уходят на чужие планеты к чужим женщинам, чтобы прожить там
короткую жизнь в несколько циклов, полную неудовлетворенности и
боли, и, в конце концов, быть уничтоженным переизбытком собственной
энергии. Но им кажется, что так лучше, чем влачить безнадежное
существование рейва на протяжении шести тысяч циклов.
Правда, они забывают о главном. Чужая женщина с первого раза и
навсегда блокирует энергетические каналы, по которым мать получает
ши от своих сыновей. Но не может заблокировать эмоциональную связь.
И очередная арменейка на далекой планете медленно умирает вместе со
своими детьми.
Элем знала: каждая из присутствующих Матерей сейчас вспоминает,
сколько рейвов в их Домах вот так бесславно погибли и сколько из
них распадется в ближайшее время. Ее собственный рейв распался по
глупости Дариона почти сто циклов назад.
Женщина с Гары оказалась для него слишком большим искушением, а
потом и второй близнец, светлый Рениен, кинулся в объятия ее
подруги. Но если на Арменее союз создается раз и навсегда, то Гара
дает своим детям бесчисленное количество шансов начать все с начала
с новым партнером. Надо ли удивляться, что уже через пару циклов
ветреные гаранки нашли мужчин своей расы?
А разбитый рейв больше не мог существовать как единое целое и
утратил шансы встретить свою ши-ран. Даже пройди она у них перед
носом — и то не заметили б.
Хорошо, что Дариону хватило ума осознать всю опасность
создавшейся ситуации. Да, ему и его брату, как и всякому здоровому
мужчине, время от времени требовалась женщина, но они умудрились
свести до минимума подобные контакты. Он не собирался убивать свою
мать собственной похотью и не мог позволить сделать это брату. А
сейчас присутствовал на Совете как молчаливое доказательство
бессилия Арменеи, не способной удовлетворять нужды своих
сыновей.
— Но я собрала вас не для того, чтобы бередить наши раны, —
продолжила Элем, ловя его взгляд.
Дарион чуть заметно кивнул, чтобы поддержать ее. Элем так
старалась не выдать эмоций, что кровь отхлынула от ее щек, сделав
их мертвенно-бледными, а пальцы вцепились в подлокотники кресла, на
котором она сидела.
— Сегодня у нас появилась надежда. Шанс все исправить, — голос
все-таки дрогнул, но она тут же взяла его под контроль. — Конечно,
один на миллион, но это лучше, чем ничего.