Как именно работало заклинание, которое ломало языковой барьер, заставляя девиц с той стороны неплохо понимать местный язык — и так же неплохо на нем изъясняться, постепенно набираясь опыта и образности, Кондор, увы, не знал. Пытался как-то понять, но плетение нитей было слишком плотным, а матрица знания — слишком объемной, в такую полезешь — и вернешься с мозгами набекрень, проще оставить и не трогать, пусть работает как есть. Оно работало — с некоторыми погрешностями, конечно, потому что не все слова оттуда значили что-то здесь.
Слово “такси”, к примеру, означало что-то такое. Не от мира сего. Но для мира того, наверное, привычное.
Он не удержался и усмехнулся.
Девица, видимо, решила считать продолжительное молчание в ответ на свою реплику чем-то средним между насмешкой и пренебрежением. Сквозь страх проступило нахальство, очень слабое, ей самой явно неудобное, подбородок дернулся. Она задрала нос так храбро, словно не готова была сбежать, стоит щелкнуть на нее зубами, и подошла ближе — поставила канделябр перед Кондором.
— Ладно. — Она с подчеркнутой небрежностью пожала плечами, словно стряхнула с них руки того, кто ей противен. — Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Кондор наклонил голову на другой бок и попытался улыбнуться уже по-хорошему. Спросонья, наверное, не получилось.
Прежде чем развернуться лицом к двери, девица шмыгнула носом и еле заметно поджала губы.
Почти капризно.
Это почему-то царапнуло Кондора, не больно, конечно, но неприятно.
Ее ладонь легла на дверную ручку…
И Кондор не удержался.
— Не получится, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Без ехидства.
Девица, впрочем, ехидство скрывать не пыталась.
— Что, прости? — ответила она, толкая дверь.
Не получилось.
— Не получится, милая, — так же спокойно повторил Кондор, снова зевая и наблюдая, как гостья судорожно пытается открыть дверь его кабинета. Сцепленный чарами механизм щелкал, шипел, в нем что-то двигалось, но замок не открывался.
Рука сама собой потянулась к чайнику, проверить, насколько он остыл.
Девушке снова стало страшно.
Она развернулась, скрестив руки на груди и шумно выдохнув воздух через ноздри, как рассерженный зверек. Уставилась почему-то в зеркало, на отражение Кондора, и так злобно, что зеркалу стоило бы осыпаться осколками от ужаса, жалобно и виновато звеня. Кондор перехватил ее взгляд там, с той стороны стекла, радуясь, что гостья не обладает способностью испепелять или превращать человека в камень движением век. Он чуть приподнял чашку — пока пустую.