Но Сатана, сражаясь с Борном, даже не вспомнил про верных своих
подданных, успешно посещающих Серединный мир.
Он ушёл и захлопнул дверь в Ад. И черти застряли.
– Я слыхал о тебе, – кивнул Борн. – Но трон Серединного мира –
не для чертей.
– Так что же мы? Будем прозябать здесь? – поморщился чёрт. –
Сущие потеряют себя в безвластии. Мы не можем жить без
правителя.
– Так выбирайте его из своих? – повёл плечом Борн. – Главу
диаспоры чертей и бесов я готов признать и дать вам особую
грамоту.
Бин-Бен Зибигус нахмурился.
Как это так? Он, значит, будет главой диаспоры, а какой-то
человечек – правителем всей Земли?
– Вы хотите власти и над людьми? – хмыкнул Борн и повернулся к
трактирщику: – Где моя водка?
Тот, застывший, опомнился, дунул на стакан, заставив его
засиять, и налил без мерки.
Борн задумчиво посмотрел на отполированное магией стекло.
– Значит, магических затруднений вы не испытываете, черти? – он
усмехнулся и что-то недоброе мелькнуло в его алых глазах. – Вы
готовы жить в холоде, только зачахли без интриг и власти?
Водка испарилась под огненным взглядом Борна. Бин-Бен Зибигус
молчал: всё и так было понятно.
Это был очень старый чёрт. В нём уже созрела и сдержанность, и
какая-никакая стать, что обычно присущи демонам.
– На здоровье, повелитель, – подобострастно проблеял
трактирщик.
Осмелевшие черти, увидев, что демон молний не мечет, стали
выбираться из-под столов.
Борн оглядел внимательно доставшееся ему магическое племя:
свиномордая чертячья мелочь да пара бесов – негусто…
Тут были не все, но вряд ли в других городах иначе.
Компания чертей оказалась разномастная: торговцы, лекари,
наёмники, трубадуры и циркачи. Все хорошо одетые, сытые. Этакая
местечковая интеллигенция. Жировая прослойка. Белая кость…
– Хорошо, – произнёс Борн. – Я найду вам занятие. Вы будете
править и властвовать, но не миром людей.
Демон рассмеялся и исчез. И выжженное пятно осталось в память об
этом визите на деревянной стойке, о которую он опирался.
***
Изваляв окровавленное лезвие стилета в толчёном стекле, Ханна
успокоилась и задремала, завернувшись в плащ стражника, за которым
он так и не пришёл.
Может, стыдился, а может, забыл. Ей же наконец было тепло и
уютно. И успокаивала тяжесть спрятанного в лиф платья кинжала,
завёрнутого в тряпку.
Проснулась она от шагов и скрипа решётки. Кто-то спускался в
подвал.