Царь Соломон и другие израильтяне. Если у тебя хорошие родители – будешь счастлив. Нет – станешь личностью - страница 15
Ну что вам еще рассказать? Жизнь в Израиле оказалась не сахар. Я даже удивляюсь, что такую лысую пустыню называли когда-то землей, текущей молоком и медом и разыскивали целых сорок лет. Ей-богу, не стоило так уж стараться. И попугаев царю Соломону не надо было завозить – гнусная птица, особенно на свободе. Кричит как сумасшедшая и гадит прямо на голову. Не говоря уж о местных кошках, которые того и гляди начнут на людей кидаться – как буквально палестинские террористы.
Я не знаю, бывает ли такое в других городах и странах, но этот эпизод, на мой взгляд, просто квинтэссенция Израиля. Полдень, Микве-Исраэль. Улица узкая, транспорта масса – центр. Я в маршрутке еду на работу. Перед нами прямо посреди проезжей части останавливается белая «мазда» – непонятно с чего – и стоит. Минуту, две, три… Аварии нигде нет, «хефеца хашуда»25 – тоже. Водитель вроде жив и, кажется, здоров. Но стоит, собирая за собой длиннейший, дико возмущенный хвост.
Спустя довольно долгое время как-то естественным путем выясняется, что он заказал питу26с «хамуцим»27 в придорожной, гм…«питтерии». И спокойно ждет, пока ее подогреют и положат туда все, что он любит – шаварму, печеные баклажаны, соленья разные. Машины беспрерывно гудят, народ ругается, обещает писать в разные инстанции страшные письма, я опаздываю на работу!
Хозяин лавки невозмутимо делает свое дело, никуда особо не торопясь, водитель вполне доброжелательно, не ехидно, нет, предлагает нам записать не только номер его машины, но и размер обуви. Июльское солнце освещает всех участников драмы ровным ласковым светом. Хорошо летом в деревне!
Знакомые говорят, что это у меня такой период. Они уверяют, что лет через пять я полюблю Израиль и перестану замечать мусорные кучи и разницу между русским и ивритом. Очень может быть, думаю я, если только не умру раньше. А еще в последнее время мне совсем разонравились пальмы. Сажают их тут куда попало. Только забудешься, расслабишься немного, а тут тебе р-раз! – и пальма. Ужас. Эмиграция. Другой конец земли.
А наше плавание кончилось наконец. Приплыли.
Стоял вечер, больше похожий на глубокую ночь. Город Хайфа сиял огнями, сбегая с горы Кармель, совершенно по-заграничному. Там жили люди, жили своей обычной вечерней жизнью. Они валялись на диванах, смотрели телевизор, заставляли детей делать уроки или, наоборот, идти спать. Те не отзывались, уткнувшись в свои компьютеры. Наше прибытие не заинтересовало никого – рутина, повседневность. И не удивительно – сколько до нас приплывало сюда кораблей, прилетало самолетов, приходило на своих ногах эмигрантов? Немеряно. Вот поэтому, наверное, никого в городе Хайфе, а также по всей земле израильской не взволновали триста новых соотечественников – три сотни бездомных, безработных, безъязыких и совершенно бестолковых в данный момент человек, которые сходили по трапу корабля «Дмитрий Шостакович» 21 декабря 1998 года.