Какое чувство я испытывала в эти, самые первые, израильские минуты? Странное. Сиротское и возвышенное одновременно. Чувство космонавта на далекой звезде – космонавта, за которым нет центра управления полетом. Его подвиг никому, в общем-то, не нужен, но он все равно обязан исследовать незнакомую планету и найти здесь воздух и воду.
У меня нет более удачной фотографии, чем та, которую сделали в хайфском порту. Прекрасные лица на картинах старых мастеров пленяют не тем, что красивы – теперь я это знаю точно. Прекрасными делает их выражение. Когда впереди трудно и страшно, когда рядом нет никого и надеяться надо лишь на себя и чуточку на Бога, когда уходят мелкие и глупые мысли, а остаются только большие и серьезные – тогда и получается это средневековое лицо, прелестное и большеглазое, женственное и жертвенное. Жаль только, что тебе самой в это время глубоко наплевать, как ты выглядишь.
Но времени на лирику нет, идет деловитая бюрократическая суматоха. Нас всех надо переписать, выдать документы, деньги, отправить по домам – и Большой Страх, охватывающий тебя целиком, потихоньку съеживается, уползает внутрь. Теперь он будет жить там, глубоко – где-то в районе диафрагмы. Не давать спать и даже дышать поначалу, а потом, постепенно, становиться привычным, но все равно особенным, никогда раньше не случавшимся специальным эмигрантским чувством.
И я смирюсь с ним, и даже найду, в конце концов, хорошие стороны. Ведь это он, Страх, обостряет сейчас мое зрение, а Неуверенность во Всем шепчет на ухо: посмотри, это небо совсем незнакомо тебе, оно высокое и библейское днем и багровое ночью – как будто земля все время немножко горит. А чудесные цветы по обочинам дорог вовсе и не цветы на самом деле, это ведь тоже листья – желтые, малиновые, оранжевые листья посреди весны.
Обрати внимание на людей, они не похожи на тебя совершенно – хоть это и твой народ. Послушай, как громко они говорят и как свободны внутри – словно звери. Они смуглые и великолепные как статуэтки, а также старые и безобразные как обезьяны, но совсем непонятно – хорошие они или плохие?
Они идут в рваных тапочках по городу, не стесняясь, и садятся за руль собственного мерседеса, нисколько не гордясь этим. Они легко улыбаются, раскованно жестикулируют и орут без злобы и без надобности – как в фильмах Феллини. Они ошеломляюще безвкусны и в той же степени полны достоинства – все до единого, включая последнего мусорщика. Они работают, не уставая, едят без перерыва и кажутся абсолютно счастливыми – но как ты можешь знать, девочка моя, что они думают?