– Не знаешь, – Никитин мотнул вихрастой головой. – Хочу на ноябрьской демонстрации на трибуну.
– Чего?!
– На трибуну! – упрямо повторил Никитин.
– Трибуна для вождей и передовиков, – жёстко напомнил председатель горисполкома.
– А я он и есть – передовик. И хочу, чтоб все это знали.
– Ты не передовик! Ты для всех был, есть и будешь – шабашник! – Бадайчев набычился. – И если я тебя на трибуну запущу, знаешь, что говорить станут?
– Это моё условие.
– Две цены.
– Трибуна или ищи другого! – непререкаемо закончил разговор Никитин.
Бадайчев, загнанный в угол, аж рыкнул от злости.
– Ладно! Будет тебе трибуна, – выдавил он через силу.
– Слово?
– Сказал же!
– А пропуск?
– Сделаешь, получишь прямо у входа. Передам в оцепление. Не попрощавшись, круто развернулся и, не разбирая дороги, прямо по глине зашлёпал к калитке.
Замаявшийся в засаде отчим подбежал, разминая затекшие ноги.
– Слышь, Эдька! Соображай, чего удумал. Соглашайся деньгами, пока не поздно. Хошь, догоню?
Под тяжелым взглядом пасынка бессильно отступился.
– Да! Будет дело под Полтавой!
На ноябрьскую демонстрацию погода выдалась отменная, как по заказу. Колонны шли нарядные, весёлые, с шарами да транспарантами. С песнями и плясками на тротуаре. Шёл в кои веки и Эдуард Никитин. Непривычно нарядный, в костюме-«тройке» и той самой накрахмаленной рубахе. С женой, Михрюткой и увязавшимся пьяненьким отчимом.
Перед выходом на центральную площадь помахал рукой жене с сынишкой, ловко поднырнул под цепочку солдат и пружинистым шагом зашагал к трибуне, с которой приветствовали демонстрантов отцы города.
– Пропуск? – дорогу ему перегородил стоящий впереди оцепления майор милиции.
– По персональному приглашению председателя горисполкома Бадайчева, – с небрежным достоинством сообщил Никитин. Показал паспорт. Сделал движение протиснуться мимо.
– Минутку! – майор выставил шлагбаумом руку. Но уверенное поведение незнакомца несколько его смутило. – Все равно должен быть либо в списках, либо кому-то передано. В списках, сколько помню, такой фамилии нет.
– Наверняка передано, – согласился Никитин. Обернувшись, лучезарно помахал встревоженным жене и сынишке, которых поток демонстрантов вдавил в солдатскую цепочку. Нинка, выдерживая толчки, своим широким задом с трудом укрывала Митхрютку.
– Сходи, уточни, – предложил Эдик майору.