- Юля, не
бойся меня, - прошептали его губы в преступной близости от ее лица. – Я тебя не
обижу, девочка. Никогда. Слышишь?
- Поцелуй
меня, - не выдержала Юлька, скользнув взглядом к его губам.
- Ты будешь
жалеть об этом.
- Дурак, я же
лю…
И тут же губы его накрыли ее губы, не давая
сорваться словам, что были так желанны и так пугали одновременно. Один невинный
поцелуй – и отстранился. Он так молил себя сдержаться… Ну неужели сдастся, и
все полетит в тартарары?! А ведь через пару часов взойдет солнце, и ночная
сказка рассеется как дымка, оставив им жестокую реальность: нищету, чужой дом,
вечный поиск пропитания и абсолютную ненужность никому на всем белом свете. Так
разве не имеют они права на этот случайный глоток чего-то, что хоть на
мгновенье заставит их позабыть о том, что с ними стало? Антон коснулся Юлькиных
волос, вытащил заколку, рассыпая по плечам длинные, чуть вьющиеся золотые
пряди. Такие мягкие, шелковистые... Пахнут душистым шампунем и какими-то
травами. Едва заметная улыбка тронула его губы: красивая у него зеленоглазка.
Очень красивая! А он проиграл, он сдался.
- Моя глупая,
бедная девочка, - прошептал Антон и, запрокинув златовласую головку, приблизился
к приоткрытым губам.
Она хотела
этого. Она жаждала этого. Прикосновение горячих губ заставило ее осмелеть,
пройтись ладошками по стальной мужской груди, скользнуть к плечам и крепко
обнять своего бродягу, закапываясь в мокрых, жестких его волосах…
Прочувствовать, как все ближе и ближе становится он с каждой секундой, все
родней и родней с каждым мгновением. И плевать ей, что будет дальше – только бы
не отпускал, не оставлял ее одну.
- Если бы ты
только знал, как нужен мне…
Позабыв про
стыд, Юлька все крепче и крепче обвивала руками его шею, без остатка отдаваясь
во власть мужчины. Вкусив запретный плод ее губ, Антон терял остатки разума, с
почти животной страстью уносился в пучину порока. Объятия его изголодавшейся
плоти становились все жарче и жарче, поцелуи жаднее – оставляя следы на тонкой
коже, целовал он подставленную шейку, плечи, грудь, ладонями скользил по
позвоночнику все ниже, ниже, к упругим прохладным ягодицам…
Целовал
девчонку, тискал, а в ответ ни малейшего сопротивления. Ну неужели, глупая, не
понимает, что завтра, осознав, проклинать его начнет, возненавидит? «Остановись!
Остановись!» - не кричал – вопил его разум, гонимый в отставку, пытаясь
перекричать зов сгорающей от желания плоти.