Август усмехнулся. Ответ был ему уже известен. По крайней мере, один из возможных вариантов.
– Он пил, ваш Федя?
– Нет, что вы! – Она вскинулась, возмущенно замотала головой, посмотрела осуждающе. Как смел он, чужой человек, заподозрить ее Феденьку в пьянстве?! – Он не пил, в рот даже не брал.
– Значит, любовница или карты. – История была не слишком увлекательной. Сколько он знал подобных историй!
Девица вспыхнула, кровь прилила к щекам и почти тут же отхлынула, оставляя после себя мертвенную бледность. Значит, попал, задел за живое.
– Карты, – заговорила наконец. – И долги. Как потом выяснилось, очень большие долги, неподъемные.
– Его убили?
– Откуда вы?.. – не договорила, посмотрела на Августа как на пророка, а он усмехнулся.
– Вы ведь сами назвались вдовой. – Август пожал плечами. – А с карточными долгами долго не проживешь.
– Его нашли в подворотне, рядом с нашим домом. – Девица говорила медленно и глаза закрыла. Вспоминала тот страшный день или просто не хотела видеть Августа с его беспощадной прозорливостью? – С ножом в сердце. Крови было много…
Иной бы порядочный человек ее успокоил, сказал что-нибудь обнадеживающее. Август не стал. История, закончившаяся так банально, ему наскучила.
– А на следующий день после похорон пришел человек. – Глаза она все-таки открыла, но на Августа по-прежнему не смотрела. – Сказал, что после Феди остались долги и теперь я должна их выплатить.
– Выплатили?
– Сколько могла. Продала все, что еще можно было продать. Осталось только это. – Она указала на простенькое серебряное колечко на безымянном пальце правой руки. – Единственная память о Феде.
Единственная светлая память, хотел сказать Август, но промолчал, подобрал с земли камешек, швырнул в озеро и стал наблюдать, как расходятся круги по воде.
– И когда мне больше нечего было продавать…
– Вы сбежали.
– Да. – Платочек упал к ее ногам, а она этого даже не заметила. – Федя рассказывал, что в Чернокаменске у него есть тетушка. Единственная родня, и я подумала…
– И вы подумали, что можно вот так запросто явиться к чужому человеку со своими проблемами?
Вздрогнула, посмотрела в упор диким каким-то взглядом, и глаза, до того невнятные, сделались вдруг ярко-серыми, почти прозрачными.
– Я не к вам ехала, Август Адамович, – сказала очень тихо. – Я к ней ехала, потому что про нее я слышала такое, что давало мне надежду. Знаете, надежда – это последнее, что у меня осталось. Я приехала и узнала, что Евдокии Тихоновны больше нет, умерла. И вместе с ней умерла моя надежда.