–
Круто! – не сдержав восторга, заявляю я.
Мужчина удостаивает меня скромной улыбкой и,
сложив мою натертую морковь и его порезанный лук в сковороду,
вручает мне деревянную лопатку.
–
Пассируй.
Опять это непонятное слово!
Хмурюсь. Он прекрасно знает, что для меня оно
неразгаданная загадка.
Будто почувствовав мое замешательство, Михаил
ставит сковороду на плиту, регулирует мощность и добавляет немного
растительного масла.
–
Мешаешь и смотришь, чтобы подрумянилось, а не сгорело.
– До
золотистого цвета, – вспомнив строчку из книги рецептов,
обрадованно добавляю я.
Он
поощряет меня улыбкой и кивает.
–
Да.
Старательно перемешиваю овощи и, когда лук
приобретает золотистый оттенок, выключаю плиту.
–
Умница! – хвалит меня мой личный шеф-повар и отправляет содержимое
сковороды в кастрюлю.
–
Три огурец, – снова командует мужчина, и я решительно подхожу к
знакомому предмету и приступаю к действиям, посматривая, как он
мастерски владеет ножом и как картошка в его руках мгновенно
освобождается от кожуры.
Когда в супе оказываются все ингредиенты, я,
довольная сегодняшними познаниями, поворачиваюсь к Михаилу и
предлагаю:
–
Может, приготовим что-нибудь еще?
Он
удивлен.
–
Похоже, тебе понравился процесс.
Искренне улыбаюсь.
–
Да.
–
Хорошо. Что ты хочешь?
Пожимаю плечами.
– У
тебя больше опыта.
–
Как насчет блинов?
Обрадованно киваю.
–
Да! Хочу!
Мужчина опять улыбается, и на душе становится
так тепло, словно на улице выглянуло солнце. Я безумно рада
приятной перемене в нем.
Он
достает чистую кастрюлю.
–
Вливай молоко. Вбивай яйца.
Поднимаю глаза, без слов спрашивая, как это.
Мужчина подходит ко мне и разбивает яйцо
ножом, оставив второе, чтобы я тоже попробовала.
Повторяю. У меня получается.
Я
довольна собой!
–
Добавляй ложку сахара и немного соли.
Выполняю и жду новую команду.
–
Взбивай.
Понимая: для меня это тоже инопланетное
слово, мой сенсей подходит ко мне сзади и берет мою руку в свою,
чтобы показать, что и как надо делать. Вот только его дыхание на
моей щеке вызывает мурашки, его прикосновение к моему телу сбивает
меня, и я слушаю и не слышу, смотрю и не вижу, и поэтому не могу
ничего воспроизвести.
–
Ладно, давай я сам, – произносит он и отстраняется.
Все
еще в прострации стою как истукан.
–
Мила, отойди, не путайся у меня под ногами.
Михаил идет куда-то к шкафу, и я опять мешаю
ему.