- Ты,
Михаил, ежели чего сказать хочешь, так говори. Чай не чужие люди, хотя
вот убей меня, но не могу понять чьих ты будешь. Но раз тёща моя тебя
признала, значит так оно и есть. В таких делах она не ошибается.
- Сказать то хочу, Павел Афанасьевич, да вот не знаю, поверишь ли ты мне.
- Ты, для начала, зови меня просто дядя Паша. Ну а поверю, али нет, так как узнашь, ежели ты не скажешь?
-
Ну, так тому и быть. Если что, то вот Фёдор подтвердит, что все слова
мои правда,- и я рассказал дяде Паше всё, что знал о будущем его семьи.
-
Вон оно как,- Безумнов вздохнул,- Мда. А ты, стало быть, как и бабка
Ефросинья можешь будущее видеть? Не брешет?- спросил он у Фёдора, на что
тот отрицательно покачал головой.
- Не как она. По другому,- не стал я говорить всю правду.
- И ничего нельзя поделать?- с тоской в голосе спросил Павел,- Как господь положил, так и будет?
-
Нет, дядя Паша, не будет. Теперь можно всё изменить. Не дай Андрею
уехать в Минск. Пусть здесь остаётся с женой. Насчёт остальных не знаю.
Тут думать надо. Но и их судьбу изменить можно.
- Стало быть война будет?- Безумнов повернул ко мне лицо.
-
Будет, только ты об этом помалкивай, не то живо в паникёры и
провокаторы запишут. Если хочешь доброго совета, то к началу лета 1941го
года постарайся сделать кое-какие запасы. Соль, спички, мыло, керосин,
крупы. Со скотиной думай сам, тут я тебе не советчик. Оставь сколько
сможешь прокормить. Война будет долгой и кровавой. Будешь закупаться,
сразу по многу в одном месте не бери, иначе подозрения возникнут.
- Поучи меня ещё,- Павел хмыкнул,- Разберёмси, чай не дурные. За совет спасибо. Со скотиной тоже к тому времени решу что делать.
Мы
уезжали с подворья Безумновых на тяжело гружёных санях. Кое-где в горку
приходилось идти рядом, чтобы лошадь могла осилить подъём. Помимо
купленного, как сказал Фёдор, за треть обычной цены, мяса, нам навалили
целую гору гостинцев к свадебному столу. Тут и колбасы, и копчёный
окорок, и сало солёное и копчёное, домашний сыр, наподобие адыгейского,
большущий "кирпич" завёрнутого в чистую тряпицу сливочного масла, ну и,
конечно, здоровенная бутыль с крепчайшим и чистейшим самогоном. На мою
попытку всучить за всё это деньги, дядя Паша лишь отмахнулся рукой.
-
Ежели я с тебя хоть копейку за эти гостинцы возьму, то меня тёща со
свету сживёт, а она это может,- хохотнул он,- ты бери и не стесняйся. По
родственному всё, по свойски.