клянём с трибуны мерзости далёких дикарей,
что не желают головы склонить пред Ним,
и наблюдаем шествия поверженных царей.
Так славен тихий твой уют, отсутствие известных сил,
но ты, увлёкшись стройным гулом насекомых,
наверняка не слышал от соседей и знакомых,
что наш владыка им кусаться запретил.
Говоришь, что скрылся навсегда от Цезаря и вьюги?
Я скажу тебе, мой друг, с которым я давно в разлуке:
пусть милее наших кровопийц твои далёкие ворюги,
он и через них на недовольных налагает свои руки.
Нет ни правил, ни законов, если ты в венце родился.
Между девкой с Эсквилина или чьим-то колесничим
для таких, как он, не видимы различья.
Смотришь, бросил взгляд косой, а кто-то отравился.
Впрочем, что лукавить и вести пустые речи —
и тебе, мой друг, имперская известна непогода:
злые ветры, сквозняки в любое время года,
да холодные дожди, особенно под вечер.
Я был бы рад смотреть в бездонный купол неба
и терпкое потягивать вино. Но видно не судьба
с тобой при встрече преломить ковригу хлеба —
труслив, и тороплюсь, и милости ищу у царского раба.
Добрый друг, ты слишком мрачно смотришь, полно
сокрушаться о неведомой тебе кончине.
Счастлив будь, смотря, как ветер гонит волны,
а сестерции отдай гетерам – им и плакать о тебе по чину.
Но что это за шум и факелы среди безлунной ночи,
и бряцанье доспехов у моих ворот. С какою злобной целью?
Как быстро мои мысли до божественного уха долетели!
Прощай, прощай… Что день грядущий мне пророчит?
Солнца луч протиснулся сквозь тучи ловко,
отражаясь в лужах, что оставил ливень.
Голосит на рынке толстая торговка.
Залетела ласточка в пустой триклиний.