Итак, Никанорыч отрывался, и отрывался по полной, ибо он пребывал не в своих пенатах, а в Обломове. Как не оторваться!
Тут Никанорыч глянул на мадам, что смотрела на него с испытывающим любопытством и суматошно высказался:
– Извините, мы так и не познакомились. Как вас величать?
– Я Изольда. А вы?
– Очень приятно. Ну а меня зовут Лев. Ну, можно просто Лёва.
– Ш-шикарно… Лев, – вытянула мадам Изольда.
И она снова пленительно улыбнулась, отчего радостный Никанорыч схватил бутылку шампанского.
Уже порядком захмелевший, он наполнил фужеры шампанским и спросил, как бы невзначай, глядя на пленительную мадам Изольду:
– А что, у вас тут жильё можно снять где-нибудь на пару деньков?
– Элементарно. Я всё устрою, – спокойно и утвердительно ответила мадам Изольда.
Взбудораженный Лёва тут же выпалил:
– За это нужно выпить!
И он поднял свой бокал с шампанским. Его собеседница тоже взяла фужер; они соприкоснулись бокалами, как и принято при тостах, и приложились к шампанскому…
Тут Никанорыча понесло натурально и безотказно. Он развернулся и крикнул проходившей мимо официантке:
– Уважаемая! Ещё шампанского! И коньяк!
Официантка резко остановилась, как поезд, тормознутый стоп-краном, и учтиво вымолвила:
– Сию минуту. Коньяку сколько?
– Пятьсот! – выпалил Лёва. – И шампанское!
Вот так бывать в неизвестных городах и знакомиться с пленительными дамами. Дело кончилось полным вылетом из всех граней и нормативов, и финалом этого сабантуя явилось перманентное беспамятство…
Очнулся Никанорыч на улице. Занималось утро. Слышалось весёлое пение птиц. Они щебетали так, что лежавший в каком-то неухоженном газоне Лёва поморщился, как от чего-то назойливого, и повернулся на другой бок… Но время всегда побеждает, и наш герой был сражён этим временем, раскрыв глаза и тяжко охнув… Он привстал и медленно осмотрелся. Увидев свою шапку, что валялась рядом, Лёва тут же нахлобучил её на голову. Затем он окончательно встал на ноги и вперил свой туманный взгляд в какую-то покосившуюся невысокую ограду, что выстроилась рядом с газоном, в котором он только что валялся… Лёва издал сдавленный стон.
И он прохрипел:
– Что за хрень? Ё-моё…
Страшно озираясь, Никанорыч постигал место своего пребывания, пытаясь припомнить, что же было накануне, и как он сюда влетел, в это непуганое захолустье с кривым забором и пением беззаботных птах… Стоявший рядом двухэтажный дом навеивал странные и страшные мысли: «А где это я? И что это за хата? А вдруг это…»