Наш хохот еще долго раздавался в соснах и елях. А потом Ильдар вдруг стал серьезным, и снова заговорил про Уфу: про то, что ему одиноко здесь, что он безумно хочет увидеть родителей и друзей, который ждут его в родном городе, что он девушку свою не целовал уже два года.
Девушку? Какую девушку?
Я негодовала. А как же я? Я уже увлеклась, уже представляла, как мы целуемся под сосной, уже почти начала считать его своим парнем.
Так нечестно.
Нечестно.
Негодование вдруг трансформировалось в безудержную удаль – типа, где наша не пропадала. Я решила поцеловать Ильдара. Вот прямо на дорожке остановиться и поцеловать. Я сказала себе, что какая-то там девушка, которую он не видел два года, мне не соперница. Я видела, что нравлюсь ему. Мы великолепная пара. Аминь.
Я замедлила шаг, потом и вовсе замерла, а затем медленно повернулась к Ильдару и взяла его за руку. Мы смотрели друг другу в глаза, мой спутник улыбался.
Женское зрение устроено потрясающе хитрым образом. Можно смотреть мужчине в глаза и замечать при этом, что справа с куста вспорхнула синица, что слева парит в воздухе желтый лист, что вдалеке по кромке обрыва гуляет ребенок.
Ребенок?
Один в лесу?
Я повернулась лицом к реке.
С такого расстояния было невозможно рассмотреть лицо. Однако я видела, что это девочка, и почему-то не сомневалась, что девочка эта – Люба. Я не встречала еще Любу в верхней одежде, и не знала, есть ли у нее такая вот рыжая курточка, как у ребенка на обрыве. Однако в тот момент я была уверена, что это именно она, моя ночная подружка.
Вдруг Люба заблудилась? Кто разрешил ей гулять одной в лесу (пусть и в лесопарке)? А вдруг она нарвется на лесного маньяка?
– Ой, там дочка одной преподавательницы бродит. Нужно ее к маме отвести.
Я собиралась произнести именно это. Я даже рот открыла и успела сказать «Ой», когда ребенок вдруг споткнулся и скрылся из вида.
Я бросилась бежать к обрыву, не разбирая дороги. Кусты, трава, деревья – все мелькало перед глазами, сливалось в коричнево-зелено-желтый вихрь. Когда я очутилась, наконец, на том месте, где всего несколько секунд назад стояла Любочка, то почувствовала дикий ужас от мысли о том, что вот сейчас мне нужно смотреть вниз – на покрытый корягами, торчащими из земли кольями и булыжниками склон.
Я зажмурилась, а потом медленно стала открывать глаза: решила, что, уж если я должна увидеть страшную картину, то пусть она сначала будет в виде расплывчатого пятна. Однако ужасное расплывчатое пятно не торопилась являться моему взору. Я широко открыла глаза – ничего.