Большинство людей, находящихся на
ремонтных палубах линкора, штурмовых ботах и предотвращающих
нападение десантов нелюдей на «Топоре палача», находились в
штурмовой броне и, можно сказать, легко отделались при заражении.
Почти все потерявшие разум либо сами умерли от истощения,
пережёвывая собственные языки, не в силах выбраться из тяжёлых
скафандров, или были погружены в искусственную кому по моему
приказу.
На «Собачьей кувалде» народ находился
в лёгких скафандрах. Прочность корпуса крейсера была такой, что
если вдруг кому-то удалось бы расковырять подобный корабль, то
ударная перегрузка от раскалывающейся глыбы сплава алмазов и самых
прочных и тугоплавких металлов разнесла бы любые скафандры в
клочья. Большинству больных членов экипажа наверняка удалось
выбраться из лёгкой одежды, выполнявшей в основном роль защиты от
разгерметизации. Этим трём парням пришлось перебить всех остальных
собственными руками. Всё-таки моё решение заморозить и погрузить
народ в искусственную кому далось нам легче. По факту это одно и то
же, но всё-таки заморозить с надеждой, а потом понять, что
размораживать бесполезно, — это немножко другое, чем стрелять,
глядя в обезумевшие глаза своих товарищей.
— Ярл, никуда не уходите. Поставьте
что-нибудь из тяжёлого оружия на проходы и никуда не двигайтесь.
Ждите. Сейчас к вам придёт дрон с лекарством. Это обязательно
здесь. Вам будет лучше. Я к вам ещё на автономе несколько ударных
мехов отправлю, пусть попасутся, территорию почистят.
— Так точно! Спасибо, товарищ Илли, а
то что-то мы совсем хреново себя чувствуем. Уже распределили, кто
кого будет убивать, когда мозги потеряем.
— Ждите. Если будут крупные нелюди, в
бой вступать в крайнем случае. Вы мне нужны живыми.
Я прервал сеанс связи и переключился
на остальные, не менее насущные дела.
Ещё одна группа, когда совсем уже
никого не ждали. Хороший знак.