Блеск отчаяния в глазах хариба,
значит, все на самом деле плохо.
– Ты не понимаешь…
– Это опасно?
– Мой архан, – выдохнул Лиин, и Арман
понял, что не совсем.
– Мой брат выходит только на
дежурства? – поинтересовался он.
– Да, мой архан.
– И когда следующее дежурство?
– Завтра, мой архан… с самого
утра.
– Значит, завтра я навещу своего
старого друга, Мираниса, – усмехнулся Арман, и вздрогнул, когда на
лице Лиина вспыхнула надежда. – И не предупреждай об этом визите
моего брата, слышишь? Как и не говори о том, что я приходил.
– Да, Арман, – вновь назвал его по
имени Лиин. И схватил вдруг Армана за рукав, сминая дорогую
ткань:
– Только приди. Обязательно приди,
слышишь!
– Уж не сомневайся, – резко ответил
Арман, и осторожно, чтобы не порвать тонкую ткань, высвободив
рукав, вышел из покоев брата.
В коридорах было спокойно и тихо.
Догнала его, молча присоединилась свита, и Арман, наскучив петлять
по коридорам, спросил разрешения и, получив ответ, приказал их
перенести в покои повелителя. Мелькнуло вокруг, окрасилось синим,
засверкало серебро вышивки по гобеленам вдоль стен в малом тронном
зале, и ступни сразу же утонули в толстом ковре. Арман опустился
перед высоким троном на колени, склонил голову и сложил на груди
руки, сказав:
– Мой повелитель, ты звал?
«А ты не спешил, Арман», – ответил
повелитель мысленно, и Арман понял, что этого разговора не должен
слышать никто: ни его свита, ни столпившиеся вдоль стен
многочисленные придворные.
Только почему тогда говорят они не
наедине, а в этом зале? При всех? И ответ пришел сразу сам собой:
чтобы Арман держал себя в руках и не срывался, значит, разговор
будет неприятным.
«Прости, мой повелитель, я…»
«… пытался навестить своего брата? –
Арман вздрогнул, как от удара бичом. – Так и я хочу поговорить с
тобой о твоем брате. Алкадий вернулся в столицу. И ты знаешь, что
это значит».
Арман очень хорошо знал, что. Что
Рэми вновь попытаются убить. И это не тупые придворные, с которыми
Арман справится, а кто-то более сильный. И пылающий ненавистью.
«А теперь слушай, Арман. Я не в силах
уберечь от Алкадия Мираниса, а, вместе с ним, и твоего брата. И ты
будешь не в силах. И единственная возможность, что Кассию этот
конфликт не затронет…»
Он все говорил, говорил, а Арман
слушал, боясь даже пошевелиться, вглядываясь в синий ковер до боли
в глазах. И вечер медленно перерастал в ночь, загорались в зале
один за другим светильники, озаряя все вокруг мертвенным светом.
Придворные замерли, не смея нарушить молчаливого диалога.
Повелитель был прав, Арман очень даже понимал, что прав, но…
страшной была эта правота.