– Наш садовник, – сказал охранник, перехватив мой взгляд.
– Эй! – закричал я, выходя из машины.
Тот остановился. Я никак не мог вспомнить его имя. Унимая дрожь во всем теле, спросил:
– Узнаешь меня?
Он никак не реагировал на мой вопрос.
– Это ты был там, на Голанах!
– Я?
– Ты! Из-за тебя покалечило меня и моего друга!
Выражение неприязни исказило его до сих пор спокойную физиономию.
– Ерунда это! – он двинулся дальше. – Халас!
– Жеребчинский! – приветствовал меня кто-то из проходящих коллег… или то был наш самал… и вдруг все поплыло перед моими глазами, я увидел среди густых деревьев парня в куфие, который нес корзину с яблоками и не сводил с меня ненавидящего взгляда…
– Стой! – вырвался у меня отчаянный крик. – Ты никуда не уйдешь!
Кинувшись к нему, я стал заламывать ему руки назад, он сопротивлялся, Нина отрывала меня от него, собравшиеся люди кричали, суетясь, пока всех не остановила пронзительная сирена. Двое дюжих полицейских быстро разняли нас, старший начал писать донесение, но узнав, что я инвалид войны, велел Нине немедленно везти меня к врачу…
И круг замкнулся…
Я снова в больнице, оглушенный всевозможными препаратами и процедурами, из которых самое эффективное – Нина, утром, днем и вечером.
Здесь мало что напоминает Тель Ашомер – очень тихо, пациенты большую часть времени проводят в палатах. Вокруг разбит прекрасный сад, но по ухоженным аллеям бродят редкие больные, очевидно, те, кому доверяют быть одним. Обычно они шепчут что-то сами себе, разводят руками, и почти не общаются с другими.
Иногда санитары выводят гулять странного приземистого человека, который делает не очень приличные жесты, и у меня мелькает невероятная мысль, что это… тот оскандалившийся министр, которого осудили за изнасилование сотрудницы и, говорят, когда объявили приговор, он помешался в рассудке.
Чаще других появляется маленькая рыжая женщина, которая останавливает проходящих мимо и настойчиво спрашивает их о чем-то, но, не дождавшись ответа, идет дальше. Потом она вдруг останавливается и растерянно смотрит вокруг, словно желая вспомнить, что привело ее сюда.
Я тоже замечаю, что мое прошлое становится все меньше понятным мне, хотя редкие посетители иногда напоминают о том, что было.
Как-то явился следователь из военной прокуратуры в сопровождении усатого, очень любезного и многословного доктора Минковского. Майор с черной повязкой на левом глазу был подчеркнуто официален.