– Я не буду тебя трогать, – прошептал
человек, подняв руки с раскрытыми ладонями, за слабостью и
насмешкой пряча двойную дозу стыда. – Ни так, ни эдак, ясно? Да у
меня и сил нет… Не убегай… Шула.
– Надаи, но? – тихонько повторили из
глубины шерстяного шалаша.
– Твоё имя? – сказал синтезированный
человеческий голос прямо в ушах, и судя по тембру, это был голос
молодой женщины. Система перевода не тратила время даром и
анализировала её язык.
– Не знаю, – глухо ответил
человек.
Он ещё не решил – не как его будут
звать в этой жизни, а будут ли звать вообще.
У семантической системы не было
достаточно данных, чтобы ответить Шуле, она лишь предостерегающе
пискнула, что не может осуществить перевод. Рука упавшего шарила в
бедренном модуле, там, где прятался любимый фазовый нож. Но модуль
и правда был пуст, ему не приснилось.
– Куда ты его дела? – собрав силы,
рявкнул он.
Стог отодвинулся.
– Ладно, – проскрежетал человек. –
Давай зайдём с другой стороны.
Его палец показал на гнездо
нейролинка.
– Теперь я что-нибудь вспомню. Для
тебя.
*
Вокруг раскинулась бесконечная
чернота и глубина, подчёркнутая россыпями звёзд. Малые туманности
переливались, как куски желе, разбросанные в пространстве, а
впереди высилась колоссальная гора из многоцветных наслоений и
звёзд. Пласты космической дымки клубились одни ближе, другие
дальше, и взгляд ощущал титанические расстояния и глубины.
На фоне этого величия изогнулась
маленькая человеческая фигурка, которая вцепилась в гравитационную
доску и неслась прямо в звёздную гору.
Огромная гора казалась близкой, но то
была иллюзия: человек мог падать тысячу лет и никуда не долететь.
Это его не смущало, наоборот, в этом крылась величайшая свобода
космоса: только здесь можно лететь миллионы миль в любую сторону и
не встретить помех и преград. На планетах так не выйдет, того и
гляди куда-нибудь врежешься, кого-нибудь собьёшь, нанесёшь
непоправимый ущерб, неосторожно разогнавшись до сверх-скоростей;
нужно объясняться с властями, получать разрешения и квоты…
планетники скованы условиями и особенностями своих крошечных миров.
Лишь в открытом космосе можно забыть обо всём и испытать настоящую
радость и скорость. Так он и делал.
Рука, напряжённая от проходящих
вибраций, впилась в кромку полётной доски, ткань доски охватила
ладонь, оплела ступни и буквально стала продолжением тела. Это был
самый чистый и открытый полёт: тонкий слой защитного поля держал
нужные условия – и казалось, что ты гол перед бездной. Проходящие
волны вибраций даже создавали на коже ощущение ветерка.