— Энинг, о чем это они говорили?
Какие такие причины?
Я неопределенно пожал плечами.
— Да так, есть кое-какие политические
мотивы.
— Энинг, все эти мотивы я знаю
гораздо лучше тебя. И я знаю отца, он никому не простил бы такого
пренебрежения рыцарским кодексом.
— Может, я ему понравился?
— Возможно. Но мой отец всегда ставит
долг выше личных симпатий. Тем более, понравиться ему мог только
человек, который соответствует его представлению о рыцарях и
баронах, а ты, уж извини, в его стандарты никак не
вписываешься.
— Я же говорил, что есть политические
причины…
— Эти причины могут заставить его
терпеть тебя, и только. Отец же явно заинтересован тобой. Он
изучает тебя, а это для него совсем нетипично. Чтобы он так
относился к человеку, который, по его представлениям, не
соответствует образу рыцаря, причины должны быть посолиднее
политического интереса.
— Отто, считай, что ты угадал. Твой
отец знает обо мне нечто, что заставляет его относиться терпимо к
любым моим глупостям…
— …но сказать ты не можешь. Я все
понял. Настаивать не буду. Если отец посчитает нужным, он сам мне
все расскажет.
Я согласно кивнул головой и уставился
на поле. Впервые я мог наблюдать за турниром рыцарей. Сколько раз я
читал об этом! Сколько раз представлял себя отважным рыцарем,
мчащимся на коне с копьем наперевес навстречу противнику! Правильно
говорится: «Будьте осторожны в своих желаниях». Вот теперь я сижу
здесь и наблюдаю за самым настоящим поединком рыцарей, к тому же в
скором времени мне предстоит самому принять участие в турнире.
Впрочем, я быстро разочаровался.
Очередной поединок почти ничем не отличался от предыдущего. Двое
людей, нагруженные различным металлоломом, который здесь называют
доспехами, садились на коней (бедные животные!), разъезжались в
разные стороны, ждали сигнала, а потом неслись навстречу друг
другу, выставив копья. Если кому-то везло, то он ссаживал своего
противника с первого раза, если нет, то, сменив обломки на целые
копья, они повторяли представление. И так до тех пор, пока кто-то
из них не оказывался на земле. Победитель, соскочив с коня,
картинно обнажал меч. Порой, если упавший еще не успевал подняться,
то победитель быстро оказывался на лежащем и кинжалом царапал
какой-нибудь обнаженный участок кожи. Но подобное поведение
считалось неблагородным, хотя и не наказывалось. Большинство в этом
случае давали сопернику подняться на ноги, а потом рубились с ним
на мечах или сражались иным оружием.