Именно
по этой причине мы впервые в жизни серьезно поссорились. Когда в газете
появилась статья про то, что сынок депутата за счет своей девушки хочет
пробиться в мире спорта – мол, мало вокруг красоток вьется, он не зря спутался
именно со мной. И вместо того, чтобы поддержать, Андрей почему-то принялся
обвинять меня во всех смертных грехах. В тот момент тяжелее всего было принять
тот факт, что общественность опять подняла вопрос моей внешности.
Воспоминания
многолетней давности накатились, словно цунами, погребая меня под давними
школьными событиями. Моя истерика в тот момент была воспринята Андреем как
нежелание защитить нас от нападок журналистов. О детской травме я ему ничего не
рассказывала, но он должен был понять и без этого, что какой-то там желтой
газетенке до меня нет никакого дела. Но только Андрей ничего не понял, он
решил, что мне стыдно за такого, как он,
и истерику я закатываю именно поэтому.
Это
был первый раз, когда я собрала вещи и переехала обратно в свою детскую комнату
к родителям. После этого мы, конечно, помирились, но возвращаться обратно в
нашу квартиру на Рублевском мне не очень-то и хотелось. Я чувствовала себя
настолько опустошенной, что в голове царила одна только мысль. Как и в далеком
детстве, там билась фраза, сказанная Солтыковым, и сейчас она крепко засела во
мне, вытесняя все остальное.
Я
уродина, я уродина, я уродина. И это постоянно вертелось у меня в голове, не
давая покоя, словно заезженная пластинка. Я уже не могла ни есть, ни пить, ни
спать. Родители начали волноваться, даже
деда подговорили на откровенный разговор с любимой внученькой.
Разговор
принес свои плоды. И с новым походом к психологу я получила возможность на
несколько месяцев отдохнуть в Альпах. За последние пять лет это было самое
беззаботное время в моей жизни. Тренер, на которого я в тот момент работала, с
радостью отпустил меня в отпуск в обмен на автограф деда.
Вот
так я расплачивалась последние два года валютой, которую не печатали. Еще в
молодости дед не особо любил раздавать автографы, чаще всего сбегал от толпы
фанатов, прячась или в тренерской, или в судейской. Но даже это не спасало меня
от постоянного преследования журналистов и всех, кому было интересно заглянуть
за закрытую дверь спортивного мира. А потом Андрей улетел тренироваться в
Германию. На этом наши отношения медленно начали сходить на нет, превращаясь в
переписки или созвоны. Но чем больше времени проходило, тем реже были звонки,
уменьшалось количество сообщений в социальных сетях.