- Сударь, прошу простить великодушно…
Пусть думает, что я и правда из белого движения, если услышал
эти слова. Сорванная с цепочки дверь приложила его в лоб без
малейшей жалости. На войне – как на войне, страдают и
нонкомбатанты.
Запираюсь изнутри, словно пожилая графиня от грабителей. Мчусь к
балкону. Даже если советско-болгарская погоня засекла, в какую
дверь я шмыгнул, понадобится время, чтоб сорвать её с петель.
Балкон, карниз, крыша. Седой парик слетел с головы. Летний плащ,
усы, шляпа, трость – вся маскировка заталкивается в дымовую трубу.
Прошу простить великодушно, господа, когда вы вздумаете растопить
камин.
Без усилий перепрыгиваю на соседнюю крышу, а когда соскакиваю с
пожарной лестницы, случается беда. Стопа подворачивается, из
голеностопа доносится отчётливый треск. Кость или сухожилия?
Некогда выяснять! Сейчас спалюсь.
Пусть я выгляжу иначе. Но ясно же, что пожилой торгаш – маска.
Объект погони удрал через крышу, и вот поблизости мимо Светы Петки
едва ковыляет рослый молодой человек без шляпы. Трудно сложить один
плюс один?
Боль такая, что запросто потерять сознание. Уже высматриваю
укромное место, чтоб забиться и переждать облаву. Как назло, на
примете ни одного возможного схрона. Через арку выползаю на
Соборную, там тоже всё убийственно открытое, за спиной слышны
полицейские свистки…
На стоянке, занимая два места, высится лакированная глыба
«Роллс-Ройса». Я хромаю к нему и даже не могу рассмотреть, есть ли
кто-нибудь в салоне, картинку перед глазами застилает серая пелена.
Дёргаю дверцу, не заперто… Не знаю, нашёл ли бы силы на взлом.
Просто падаю на задний диван, лицом в какую-ту ароматную женскую
тряпку. Сквозь туман слышу голос: «Это вы, барон?» И едва бормочу в
ответ: «Умоляю, уезжайте скорее».
В разведке и контрразведке есть такое понятие: интимно-деловые
отношения, когда романтика и видимость возвышенных чувств маскирует
использование партнёра для своих целей. А что может быть
романтичнее для дамы, чем спасти красивого мужчину?