Часто щипаю себя за руку. Спящий разведчик… Если это сон, то
очень неприятный сон, и хочется быстрее проснуться. Не получается.
Тем более с марта живу один и, наконец, высыпаюсь без ночных
тревог, полуночных кроссов и построений в шесть утра.
Маленькая квартирка близ Кантштрассе, моё первое жильё в
Берлине, отличается опрятностью и безликостью. Нелегал обязан быть
готов к негласному обыску. Или очень даже гласному, со срыванием
обшивки с дивана, вскрытием полов и потрошением подушек. Поэтому
радиостанция, паспорта на двенадцать фамилий и ампула с цианистым
калием присутствуют не в тайнике, а только в фантазиях и шпионских
романах.
Но мы тоже живые люди. Полицай непременно должен увидеть мелкие
слабости жильца. Для него в письменном столе оборудован примитивный
схрон, заметный если не с первого, то со второго взгляда. В ящичке
лежит стопка фотографий голых женщин, чуть глубже – открытая пачка
презервативов. В буфете ждёт початая бутылка шнапса, потрёпанные
игральные карты. Мокрушник Абвера в быту ничем не напоминает
святого.
Быть может, только книги выбиваются из легенды. Даже после
нескольких лет аутодафе здесь несравнимо больше литературы на
немецком языке, чем в Поволжье. Опять-таки для стороннего
наблюдателя среди классики валяется пара сочинений еврейских, пусть
не запрещённых писателей, и несколько откровенно пошлых бульварных
романов. Удивляйтесь широте интересов!
Контрастируя с потёртой обстановкой, на шифоньере блестит шкалой
новенький приёмник «Телефункен» с чёрным наушником на длинном
проводе.
- Наушник-то зачем?
- Чтоб соседей не тревожить, когда слушаю радио, вернувшись
поздно.
Граф в моей крохотной конуре выглядит как бриллиант в медной
оправе. На нём шикарный костюм из серой шерсти. Трость и перчатки
стоят больше, чем вся обстановка моего жилья. Он раздобрел. Готов
побиться об заклад, наши соседи по тюремной камере не узнали бы в
респектабельном буржуа забитого политзека из переполненной
транзитки.
С нескрываемой гордостью демонстрирует удостоверение члена
партии, выданное по протекции самого Рейнхарда Гейдриха, ближайшего
соратника фюрера. Это гораздо более весомый признак благополучия,
чем мой «Телефункен», и одновременно печальный знак. Когда граф
прозябал на нелегальной службе за рубежом, молодые делали карьеру.
Гейдрих был близок к Гитлеру в переломные моменты борьбы за власть.
Мой гость застрял в догоняющих.