Работа приводит нас в Брно. Лемке, уточняя последние штрихи
операции на совещании в гостиничном номере, цедит:
- Раньше городской театр назывался Немецким, здесь ставились
пьесы германских авторов. После войны неблагодарные славянские
свиньи его переименовали. Сейчас это «Театр на стене» чеха Иржи
Магена.
- Зато подступы и отход удобные, - вставляет Дюбель. Под желчным
взглядом начальника торопливо гасит сигарету. Лемке – радетель
правильного образа жизни и сохранения здоровья, даже если уже
нечего сохранять.
Вечером здесь состоится премьера оперы «Ромео и Джульетта»
Сергея Прокофьева. В свите композитора ожидаются товарищи из ГУГБ.
Кто-то из них передаст деньги чешским коммунистам. Дальше последует
наш выход на сцену. Желательно – при минимуме зрителей.
Мне, как самому представительному из группы, поручено выследить
в зрительном зале нужную пару чехов-коммунистов. В идеале засечь
момент передачи денег. Так что до оперного искусства времени не
остаётся.
А жаль. Спектакль талантлив. Я вообще-то не люблю Шекспира с его
зоологической кровожадностью. Классика должна быть добрее, что ли.
Постановка, на мой непросвещенный взгляд, слишком провинциальная,
хоть Эва Шемберова (Джульетта) и Иво Псота (Ромео) стараются от
души. Но Прокофьев – гений. Его музыку не испортить ничем. Плохо
только, что не приехал на премьеру. Бдительные мужчины в штатском
кучковались бы вокруг композитора, а так рассеяны по зрительному
залу.
Переключаю внимание на объект. Анна и Иозеф Шульц хорошо видны в
театральный бинокль с моего места на балконе. Анна в строгом чёрном
платье с какими-то красными блёстками вокруг шеи, её муж в не менее
строгом костюме. Тоже в чёрном. Угадали, что одеть в роковой
вечер.
Чувствую, как дрожит рука. Эти люди живы… и уже мертвы. Даже
если бы меня не было тут, неумолимая логика политической борьбы
смахнула бы их с игровой доски, как ненужные пешки.
Но я здесь. Я буду участвовать в деле. Я продолжаю играть роль
спящего агента и смотреть свой очень страшный сон. В нём, в отличие
от театральной сцены, люди умирают реально. И навсегда.
Вот Ромео склоняется над мёртвой Джульеттой. Пронзительный
момент, несмотря на всю условность театрального действа. Анна
цепляется за мужа. В бинокль не видно, но не удивлюсь, если у неё
на глазах слёзы.