- Подумаешь, одного вынудили… Остальные парни держатся, и я –
тоже. Ещё вопросы?
Следователь снял круглые очки и неторопливо протёр их носовым
платком. Выбивать признания – не его работа. К тому же злодей в
несознанке отнимает меньше времени. Не виноват и всё тут,
распишитесь, увести. Но Артузов был первый за день, вызвавший
неподдельный интерес.
Не сломленный. Не обозлённый. Не цепляющийся за иллюзии.
Спокойно ожидающий смерти.
- Только один вопрос. Как вам удалось?
- Выстоять?
Следователь кивнул.
- Элементарно. Мы, кадровые разведчики, готовились к провалу, к
пыткам в застенках полиции, Дефензивы, Сюрте, Гестапо. Перенести
любые издевательства, не выдать агентов, каналы связи, задание… -
Артузов закашлялся, брызнула кровь – из разбитого рта или из
лёгких. Он вытерся грязным рукавом. – Злая ирония, что в роли
врагов выступают советские граждане.
Прокурорский подавил рефлекторное желание рявкнуть: это ты –
враг советским гражданам. Счёл за лучшее промолчать и слушать
дальше.
- Я не знаю, кто приказывает уничтожать советскую разведку. Но
вы не можете не понимать, гражданин следователь, что ваши действия
и методы преступны, - он указал на своё изуродованное лицо. –
Заказчики таких преступлений всегда уничтожают исполнителей. Вы –
татарин?
- Да, - чиновник несколько растерялся от неожиданной смены темы
и догадливости подследственного.
- Стало быть, турецкий шпион. В будущем. Также как я, сын
итальянских родителей, непременно шпионю на Муссолини. Поэтому
позвольте совет на прощание: не колитесь!
- Почему вы мне это советуете?
- Сознавшихся берегут, вдруг последует приказ о постановке
показательного процесса. У них долгая агония. Я же бесполезен, меня
быстро пустят в расход.
Следователь недоверчиво наклонил голову.
- Вы ищите смерти? Почему же не покончили с собой в камере?
- Родители были добрые католики. Самоубийство – страшный грех. Я
не верил в Бога как истинный коммунист, но сейчас, на пороге… В
общем, дождусь расстрельного взвода.
Он не смог расписаться правой рукой, замотанной тряпицей,
неловко взял перо в левую. Ногти на ней были вырваны.
О расстреле Артузова Ежов не преминул сообщить лично членам
коллегии НКВД. Слуцкий, давно готовый морально к такому повороту
дел, тем не менее, ощутил потрясение.
- Абрам Аронович, - голос народного комиссара источал отеческое
тепло. – Доложите товарищам, как иностранная разведка избавляется
от чуждых элементов?