Ван Янсен внезапно поднял глаза
и посмотрел в нашу сторону. Мне вдруг показалось, что на бледном лице
скользнуло нечто вроде улыбки.
Я быстро отвернулась и зябко
поёжилась.
— Тебе он тоже не
нравится? — заметил Алекс, бросив на меня острый взгляд.
— Не могу ответить точно,
— отозвалась я и неопределённо дёрнула плечами. — Но он меня пугает.
Знаешь, есть такие люди — на первый взгляд ничего особенного, но подходить
к ним не хочется. Призрак из этой породы людей.
Полерецкий удивлённо распахнул
глаза.
— Призрак? Ты его
называешь Призраком? — он снова посмотрел поверх плеча и
удовлетворённо хмыкнул. — Что ж, пожалуй, ему это прозвище подходит
больше. Хотя я бы назвал его Франкенштейном. Как персонажа у Мэри Шелли.
— Франкенштейн — фамилии
доктора, который оживил своё детище. Виктор Франкештейн. А вот у создания
имени не было.
Алекс наклонил голову и
прищурился.
— Не думал, что девушки
читают подобные книги. И как интересно ты отзываешься о монстре
— «детище», «создание»… Только не чудовище. Хотя он монстром…
— Нет, чудовищем был
Виктор, — презрительно фыркнула я. У меня сложилось особо трепетное
отношение к книге, и мнение, отличное от моего, почему-то всегда
бесило. — Сначала он сотворил мыслящее и чувствующее всё существо ради
тщеславия, а потом просто струсил, когда увидел результат. Создание ни в чём не
было виновато. Оно жило и, как всякое дитя, тянулось к родителю. А тот
попросту сбежал, бросив его на произвол судьбы. Создание
пыталось устроиться в этом мире, но с чем ему пришлось столкнуться? С
ужасом? С неоправданной жестокостью, порождённой невежеством и людской
трусостью? Он хотел и пытался любить, но ему не позволили даже этого. Так стоит
ли удивляться, что всё закончилось печально? Кстати, отличная метафора
детско-родительских отношений. Нелюбовь отцов порождает чудовищ в детях.
Алекс задумчиво поскрёб
подбородок и вопросительно заломил бровь.
— Дай-ка догадаюсь
— у тебя сложились плохие отношения с родителями? — вкрадчиво
произнёс он, подавшись вперёд. — Детская травма?
— Не то что плохие,
— я замялась и уставилась в окно. Помолчала, собираясь с мыслями, а потом
продолжила: — Просто я прекрасно понимаю, что такое расти в семье, где ты
никому не нужен. Родители не могут договориться между собой, бегают от
ответственности, сливают помои на ребёнка, а потом удивляются, почему,
повзрослев, он не торопится с ними общаться. Старшее поколение воспитывали, что
какими бы ни были родители, их непременно нужно любить и уважать. Даже
несмотря на ту дикость, которую они допускают по отношению к ребёнку. Я считаю,
что это не только несправедливо, но и в высшей степени безрассудно. Воспитание
в неоспоримом авторитете родителей попустительствует безответственности
взрослых и ломает психику детям.