– Да фиг-то с ней, с духовкой, – подумала она и открыла книгу. Тут заработал лифт. Прислушалась: остановился на ее этаже. Сорвалась, помчалась в прихожую:
– Это Герман!
Открыли у соседей. Вновь плюхнулась на диван, а когда позвонили в дверь, знала, что он, не открыла. Лифт «поехал» вниз. Заревела.
Бог знает, сколько ревела… Пошла в ванную, умылась, прошла на кухню, сварила себе кофе, с наслаждением выкурила сигарету. Зазвонил телефон.
– Где ты была? Я же только что…
– Нигде, дома.
– Почему не открыла?
– ???
– Ну, не захотела.
– Вот так, да?
– Но вы же понимаете, что так дальше…
– Девочка, не надо ничего говорить… Я сейчас приду к тебе.
– Нет, не надо, я прошу вас.
Но в трубке короткие гудки. «В сердцах» бросила эту штуку на рычаг, а через минуту уже ждала его. Приглушила верхний свет, включила торшер, пододвинула тяжелое кресло к журнальному столику (как он любил), нарезала ломтики лимона, достала конфеты, наполнила джезву, засыпала свежий кофе. Немного помешкав, достала початую бутылку вина. Вздохнула обреченно. И добавила последний штрих: включила диск Алекса Сильвани.
Он вошел шумно, порывисто обнял ее, поцеловал. А она и сама не очень доверяла своим слабым протестам.
– Кофе убежит, – освободилась она, наконец, от его губ.
– Убежит, – засмеялся Герман, но нехотя разжал свои объятья.
И они пили обжигающий кофе, запивая его терпким полусладким вином. Он уговорил ее сесть за инструмент и спеть что-нибудь Лобановского или Дольского. И она спела ему «Свечи» и «Мне звезда упала на ладошку». Незаметно увлеклась и сыграла ноктюрн Шопена. Он стоял у окна, курил и сочинял, вернее, импровизировал для нее тихие стихи: «Чуть тревожат ваши руки / Белых клавишей тепло, / Вот Шопен, ноктюрн, вот звуки / В ночь летят через стекло. / Я гляжу из шторной сени, / Как тоскливые, горя, / Фонари свалили тени / В тихий омут января».
А потом был другой омут, омут любви, сумасшедший полет в ночную бездну, где все ее «твердые» моральные принципы и сомнения улетучиваются куда-то, и не было ни сил, ни случая даже сказать себе, как Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра».
А «завтра» – у станции метро «Автово» ее ждал Сашка. Для начала он повел ее в любимую пышечную, и ей было самой противно наблюдать за деланно веселой и беззаботной Настей, но Сашка был не дурак, видел все… Настасья стала другой.