Отец начинал его ругать за эту глупость и за всю дедову бестолковую жизнь, звал его к себе жить, призывая его угомониться и чинно, по-стариковски, доживать свой век. Но дед только улыбался, продолжая нести какую-то чушь про Сталина, к которому он ходил в Кремль побеседовать. Отец в сердцах сплевывал и уходил спать. А дед еще долго сидел, допивал водку и вяло поругивал своего старшего сына и всех остальных детей, а также свою покойную жену. Тогда выходила мама, дед тут же умолкал – килен>4 он побаивался, раздевался и ложился, а через минуту в квартире раздавался уже его сочный храп.
Потом дед исчезал надолго. Ни слуху, ни духу. Отец начинал беспокоиться: не умер ли? Брал неделю отпуска и ехал в деревню. Но деда там, как правило, не было, и никто не знал, где он. Отец пропивал с земляками все свои деньги и возвращался ни с чем, но будто успокоившись. Видно отец твердо был уверен, что умирать старик обязательно притащится домой.
И правда, вскоре после того дед – живой и невредимый – стучал палкой в дверь нашей квартиры, потому как электрическим звонком пользоваться по каким-то своим соображениям упорно не желал. Он был таким же грязным, вонючим, с мешком за плечом. Мать открывала ему. Он улыбался ей виноватой улыбкой.