Из-под тонкого льда на меня смотрело синими застывшими глазами
лицо прекрасной эльфийки. Её ресницы и губы покрывали крохотные
кристаллики льда, в светлых волосах мерцали сапфиры и капли горного
хрусталя. Мне бы хотелось сказать Гаэласу, как я понимаю его, как
люблю, но что я знала о потерях — ведь даже собственных родителей я
потеряла, будучи совсем маленькой. А эта женщина, на руке которой
было эльфийское обручальное кольцо, была его женой, родила ему
сыновей. Какие слова помогут облегчить его боль? Он сказал, что я
нужна ему, — но что мне надо было делать?..
— Отпусти её, — сказал птичий магистр, видя нерешимость Гаэласа.
— Прошло двадцать лет.
— Как один бесконечный день, — прошептал эльф и положил руку на
ледяную крышку гроба. Его губы медленно читали заклинание, от
которого лёд плавился, стекая струйками на платье эльфийки и нам
под ноги. Я чувствовала, как и по моим щекам текут слёзы и щекотно
скатываются на подбородок. Гаэлас коснулся губ покойницы, оставляя
на них мокрый след, а потом наклонился и заглянул в её глаза. От
тепла заклинания лёд на её лице тоже превратился в капли.
Гаэлас отстранил меня и порывистым движением выдернул из
подставки главный кристалл, на котором собирались лучи всех
остальных. Голубой свет погас, стало темно, как в склепе, но ведь
это и был самый настоящий склеп.
— Свет, — сказал некромант, и магистр Тэрон сотворил в воздухе
цепь сияющих зеленоватых огоньков.
А потом некромант взял меня за плечи и посмотрел мне в
глаза:
— Сония… сделай это для меня. Я обещал ей, что ни костёр, ни
тлен могилы не коснутся её прекрасного тела. Твоя душа чиста, как и
твой огонь. А я… я не смог расстаться с ней. Надеялся когда-нибудь
вернуть назад и её душу.
— Что? — всё ещё не понимая, прошептала я. — Что я должна
делать?
— Твой огонь… — сказал он и медленно, как во сне, развернул меня
лицом к мёртвой эльфийке.
Она вздрогнула. Её застывшие руки очень осторожно принялись
ощупывать стенки гроба, губы шевелились, будто она силилась что-то
сказать, но воздуха в лёгких не было. Голова чуть приподнялась на
шёлковой подушке, а глаза — я видела, что они из льдисто-синих
стали красными, начали наливаться тем болезненным огнём, какой
горел у восставших скелетов в пустых глазницах. Мой дар был умнее
меня, даже несмотря на то, что я не проходила обучения. Белый огонь
всколыхнулся в моей груди, и я вскинула руки. Не было ни слов
заклинания, ни звука — пламя просто вырвалось из моих ладоней и
ударило эльфийку в грудь, откуда, словно подожжённое масло, тут же
разлилось по всему телу. Ни запаха, ни крика, ничего — через
несколько мгновений над гробом только поднималось облачко пара, а
на белом шёлке среди хлопьев пепла блестели рассыпанные
сапфиры.