– Как поживаешь, Угги? – спросил я, заранее зная, как взбесит его эта позорная старая кличка, которую он ненавидел и о которой, вероятно, уже давно забыл.
– Веди себя прилично, Велихандро, – ответил он, – ведь ты не вечеринке школьных друзей, а на приёме у министра Счастья!
– Пардон, я и не знал, что такое министерство существует! Если честно сказать, то на первом этаже мне понравилось гораздо больше: и конфетами угостили, и вручили нежные цветы. А у вас тут тоска какая-то, и тишина, как на кладбище. А уж о мерзкой вони я не говорю… Кстати, чем это воняет? Может, дохлым счастьем? Или его засохшими экскрементами?
По лицу Угги пошли красные пятна, но он изо всех сил старался держать себя в руках.
– На первом этаже – одна попса, глупые удовольствия, доступные даже животным, – сказал он, свирепея. А у нас – истинное СЧАСЬЕ! Скажу тебе больше: даже извращенцы и наркоманы могут получать удовольствие, но счастливыми они никогда не станут, потому что их действия вредят обществу! То же самое касается азартных игроков, обжор, пьяниц и развратников вроде тебя. Ведь ты в молодости ни одну юбку не пропускал, не так ли, Велихандро? И что в результате? Ты одинок, бездетен, отвержен обществом, бесполезен и несчастен! Разве не так, дружище?
Вместо ответа я пересказал ему притчу Лао Цзы о лесе: в ней говорилось о том, как весь полезный лес порубили на дрова, остались только всякие тоненькие и бесполезные, но зато живые деревья. Честно говоря, я сам плохо помнил эту притчу, которую стал понимать только сейчас. Я ещё долго спорил с Угги, говоря о том, что даже если я стану винтиком в действующей машине нашего общества, я всё равно не стану от этого счастлив, так что пусть засунет рецепт спасения моей души к себе, пардон, в задницу. Кроме того, напоследок я заявил, глядя Угги прямо в глаза, что моя гордость не позволит мне стать винтиком в той машине, где такие как он, унылые говняшки становятся министрами Счастья!
Эти слова могли бы быть последними, которые я сказал в жизни, так как Угги тут же вспылил и, схватив со стола бронзовый бюст ныне действующего президента нашей страны, изо всех сил ударил им меня по голове. Последней моей мыслью было то, что мне конец, голова пробита, мозг наружу, и я потерял сознание…
Очнулся я посреди ночи где-то на пустыре, рядом с наполовину выкопанной могилой, которую, очевидно, копали для меня. Но то ли испугались того, что я очнулся и застонал, то ли их спугнуло что-то ещё, но могилу мои гробовщики не докопали. Брошенная лопата валялась тут же, и я был благодарен моим могильщикам уже за то, что они хотя бы меня не добили. Голова раскалывалась, лицо было всё в струпьях из запекшейся крови. Собравшись с силами, я пополз на шум шоссе, который доносился откуда-то издалека. Я старался ползти как можно быстрее, так как боялся, что мои могильщики могут вернуться и завершить то, что не доделали.