Осознание того, что теперь он - снова один, а все
прошлое - семья принцессы Марики, ее дети, королевский покой, где
при непротивлении Седрика было устроено все по вкусу его жены,
вечера в обществе доброй, заботливой Ираики, охота в компании
принца Генриха, неспешные беседы с Хэвейдом, весь привычный уклад
жизни, остались в прошлом, внезапно вызвал в существе Альваха
приступ острой тоски. Ему страстно захотелось обратно - туда, где
были живы его дети, где можно было чувствовать заботу и любовь,
тепло и нужность. Где принцесса Марика была нужна ее семье, а в
жизни было больше смысла, чем просто гоняться за нечистью в
велльских лесах, а после спускать с таким трудом доставшееся
жалование разгульным девкам... Все существо Инквизитора рванулось
назад - в прошлое, которого уже было не вернуть, и которое он
преступно не ценил...
Покалывания на коже со стороны Лея сделались
нестерпимыми. И одновременно с тем рука Альваха, которой он
продолжал упираться в тьму, что окутывала Лию, внезапно провалилась
в нее по самую ладонь. Уже ничего не видя и не понимая, роман в
бессознательности крепко ухватился за почти выпустившего его
Светлого Лея. И - ощутил, как с другой стороны его руку стиснули
тонкие, оказавшиеся нежданно горячими женские пальцы...
... Альвах открыл глаза. Первым, что он увидел, было
склоненное над ним прекрасное лицо Предвечной. Руки Темной Лии
бережно оглаживали лицо, убирая в сторону завитки волос. Приподняв
голову с ее колен, Альвах увидел и Светлого Лея, который стоял
подле них со скрещенными на груди руками.
- С пробуждением, герой.
Альвах осмотрелся. Он и Предвечные по-прежнему
находились в сиянии сферы. Однако грязноватое свечение клеток
вокруг Отца и Матери сущего исчезли. Смертному припомнилось, что за
мгновение до того, как сознание накрыла чернота, а руки Лея и Лии
соединились перед самыми его глазами, за спинами обоих вспыхнули
огромные огненные крылья. Но ни крыльев, ни защитных мерцаний
вокруг Предвечных, сквозь которые ему удалось пробиться с таким
трудом, теперь видно не было.
Лей протянул руку. Роман с некоторой опаской взялся
за нее, поднимаясь на ноги. Однако ничего сходного с прежним
пожатием, что едва не испепелило смертного в прошлый раз, он не
ощутил. Рука Светлого была обычной теплой человеческой рукой.