- Вели принести еще. Я не
наелась.
- Марика! - Седрик
почувствовал, что его вот-вот хватит удар - в который раз за время
женитьбы на этой женщине. - Марика, чтоб тебя! Марика!
Последнее звучало уже не
грозно, а жалобно. Но, как и всегда в таких случаях прекрасная
романка оставалась привычно спокойной.
- Ты глупец, Дагеддид, - ее
насмешливые глаза сводили с ума - как и девять лет назад. - Мне
никогда не надоест шутить над тобой. Если всякий раз ты будешь так
кричать.
Седрик моргнул. Потом потер
лоб. Потом снова моргнул.
- П-погоди, - он провел рукой
по волосам, потирая голову, дабы та яснее мыслила. - Постой. Не
видела ты никакого сна! Я рассказал тебе все сам, а ты... Ты просто
домыслила, что этот... мужик в моей грезе не ушел насовсем и
вернулся... Я тебе не возразил, и ты... Дальше ты все придумала
сама. И про сущности. И про Предвечных. И про Луну... Проклятье,
это действительно шутка! Это шутка! Да?
Марика заглянула в кружку и в
огорчении прицыкнула щекой. Седрик вспылил в полном
изнеможении.
- Жена, чтоб тебя! Я задал
вопрос! Ты должна ответить! Ну? Или скажи еще, что Лей все-таки
освободил тебя от клятвы...?
Он умолк, поперхнувшись
словами и собственной страшной догадкой. Жена напротив искренне
рассмеялась. Не будь он так взбешен и взволнован,Седрик порадовался
бы вместе с ней. Никогда за все время супружества ему не доводилось
видеть Марику в настолько хорошем расположении духа.
- Ты злишься, - только и
обронила романка в лицо тяжело дышащему над ней мужу, который
по-прежнему ждал от нее ответа - на все сразу и на каждое в
отдельности. - Значит, ты не прав.
Миг-другой Дагеддид еще метал
молнии подле своей невозмутимой супруги. Потом его ярость и крайнее
возбуждение все-таки достигли пика - и хлынули через край.
- Ну, подожди, - вспрыгнув
обратно на ложе, он оказался над Марикой сверху. И с треском рванул
рубашку с ее груди, почти до колен обнажая прекрасное женское тело.
- Подожди, сущность твоя, рожденная в День Лея! Сейчас... сейчас я
тебе докажу, кто тут у нас мужчина!...
Свечи в покое Дагеддидов
почти догорели. В раскрытые двери, что вели на балкон, ярко светила
полная луна - большая и белая, как в любую из обычных ночей. Очаг
догорел, и едва дымился остывающим пеплом. Пес Черный переполз
ближе, и теперь, высунув язык, часто и тяжко дышал перед самым
ложем.