всего лишь. И из этих новостей
не слепишь правды. Из полёта мысли
от мотыльков – не выкроишь пальто
демисезонное, когда мороз по коже,
состарившись и перейдя в ничто
в ряду с другими, разве что – моложе
немногих тех, кто написал портрет
на кухне, над плитой, где варят кофе
проснувшимся, но это не секрет —
вода вскипает раньше, если просят,
и так дымится. Чтобы не просить
кого-нибудь – дым медленно сползает
за край стола – сам – тоненькая нить
течёт по доскам, и никто не знает —
насколько далеко. Где тот предел?
День обещает, что случится что-то,
о чём и думать позабыл и не хотел
в своих мечтаниях. Какая-то забота
опять ведёт неведомо куда —
немного дальше, чем предполагаешь,
чем эта, сказанная утром, ерунда
о нелюбви – и ты об этом знаешь,
и, как-то нехотя, вползаешь в антураж
означенной квартиры. Тянешь время,
чтоб завершить намеченный пейзаж —
с кроватью, лампочкой, что вовремя согреет —
и мотылька и всех других гостей.
Жизнь кажется не лучше, но короче
в таком пространстве… «Милая, согрей
ещё мне чашку кофе между прочим…» —
чтоб завершить дела минувших дней,
где всё длинней, как клетки между строчек.
И жизнь спешит куда-то всё быстрей,
не выдавая видимых отсрочек
на день грядущий. И не угадать —
какая боль, назначенная раньше,
тебя уложить в тёплую кровать
и не расскажет, что там будет дальше —
на кухне за плитой, где каждый вздох
кофейника, хозяйки обеспечен
сомнением. Художник был готов
запечатлеть всё это, но беспечен
был в тот момент… и лампочки накал
не выдавал достойную картинку…
И, выпив кофе, всадник ускакал,
оставив след на старых фотоснимках.