По сотне разных причин, красавчик.
Фредди рассмеялся.
Меж тем франт подозвал такси. Мисси отпустила руку Фредди и шагнула прочь.
Куда ты едешь? – спросил он.
В «Кафе де Пари». Там Кен Джонсон со своим джаз-бандом[13].
Хотел бы я его послушать.
Я бы тебя позвала, но…
Только скажи, я с радостью.
Ох, Фредди…
Он проводил ее до распахнутой дверцы машины.
Я не так одет, да? – сказал он.
Для меня ты хорош в любом наряде.
Она скользнула на заднее сиденье такси одним плавным движением, словно вся была сделана из шелка, как ее платье.
Вернись домой живым и здоровым, ты меня слышишь? Не забывай кланяться пулям, дурачок ты этакий.
Не забуду.
А как вернешься, найди меня, Фредди.
Где тебя искать?
В «Кафе де Пари», конечно же!
Теперь уже Дрейк перешел на бег. Промчался мимо Святого Павла, похожего на плавучий остров, дрейфующий в море слякоти. Далее по Годлимен-стрит до пересечения с Квин-Виктория-стрит. Воротник был поднят, и он не глядел по сторонам, прекрасно зная маршрут, – он мог бы пробежать здесь и с завязанными глазами. Соленый и сырой запах детства отдавался в ушах звоном сотни колокольчиков, и это был хороший звук даже притом, что он чувствовал себя отнюдь не лучшим образом. По узким проулкам с булыжной мостовой, где слабо светил один-единственный газовый фонарь, он двигался к пристаням; дыхание его было громким, как и голос его памяти, когда он достиг мокрых ступеней, спускающихся к Темзе.
Соберемся мы все у реки, У прекрасной, прекрасной реки…
И эта старая псина-река заметила его появление. Заметила в темноте, когда он мелькнул на фоне задних габаритных огней проезжавшего автомобиля. С поднятым воротником и опущенными плечами, он дул теплым никотиновым дыханием на заскорузлые руки. Нахмуренный лоб. Потерянный взгляд. Старая Темза прослезилась, и уровень воды в ней поднялся на горестный мутный дюйм.
Так не похож на того паренька, которого я знала прежде, сказала река.
Дрейк остановился у стены пакгауза, обращенной к воде. Река вздулась, поблескивая маслянистой поверхностью. Серебристые гребешки волн слизывали отсветы ночных огней и расплескивались на ступенях причала, забрызгивая носки его ботинок. Он ощутил знакомое тяжелое биение в груди и присел на корточки. И река замедлила бег, побуждая его наклониться ниже и прислушаться.
Не искушай ее, услышал он голос своей матери. Отступи назад! Она проникает в самые прочные из вещей и разрывает их на части – стену, дамбу,