Несостоявшиеся судьбы. Из записок практикующей медсестры - страница 4

Шрифт
Интервал


Беда пронеслась мимо неё и в юности, когда она, оставшись одна без родителей, без средств к существованию, была найдена в сильно запущенной квартире в неадекватном состоянии. Она находилась в глубокой депрессии, такой диагноз был поставлен психиатром, когда её в очень плачевном состоянии впервые доставили в психиатрию. Это было ещё до второй мировой войны.

Племянница поведала нам, что из рассказов матери, её тётя была жизнерадостной девочкой, привлекающей внимание окружающих своим весёлым открытым нравом и умом. Она была отличницей в школе и мечтала поступить в университет. Война помешала осуществлению этих планов.

В тот день моя попытка поговорить с женщиной не дала никаких результатов. Пациентка смотрела на меня недоумённо, ничего не отвечая. Она напрягалась, думаю, пыталась что-нибудь вспомнить из далёкого прошлого, но не могла. А вот родителей и брата Макса вспомнила по фотографиям и рассказала, что брат был во время войны военнопленным в России, в Сибири. Оттуда он вернулся домой – это она точно знает. А дальше – темнота, никаких проблесков памяти…

Женщина не помнит, что мечтала быть студенткой, не смогла ответить и на вопрос, какой предмет ей нравился в школе, в какой области знаний она хотела себя проявить.

Английский язык пациентка изучает до сих пор с неподдельным рвением. Сегодня я её застала в комнате со словарём. Она пыталась что-то отыскать в нём, или просто вспоминала слова, или заучивала. У неё есть и тетрадь-словарь, куда она выписывает слова и выражения. Идёт настоящий процесс изучения языка. Её воле можно позавидовать.

На этот раз женщина не спрятала словарик, улыбнулась доверчиво, и я инстинктивно почувствовала, что она хочет что-то рассказать мне, поделиться чем-то сокровенным…

Я откликнулась на её молчаливую просьбу, пододвинула стул к кровати и застыла в ожидании откровения, и оно полилось…

Она чувствовала себя не такой, как все, ещё до войны. Ей чудится до сих пор, что из темноты кто-то не только беседует с ней, но и помогает жить. Родной голос матери просит ещё немного подождать, потому что ещё не время. Она ждёт, когда её позовут туда, в высоту, откуда ей слышится этот милый голос, призывающий смириться с положением, в котором она находится, молчать и терпеть.

Я глазам и ушам своим не верила. Передо мной сидел совершенно другой человек, умеющий не только говорить, но и думать… и ждать, и терпеть, и нести свой крест по жизни молча, доверяясь голосу из пространства, на который возложены надежды.