– Постой! Не делай этого! Не нравиться мне это твое самое ничего! Нельзя стрелять в священное животное! Нельзя!
– Конечно же, нельзя. – покладисто согласилась царица, покивав головой, и спустила тетиву.
Стрела весело порскнула к священной птице, у которой неожиданно, ну прямо чудесным образом, появились руки, которые и схватили стрелу прямо перед самой грудью.
– Ух, ты! – сама удивилась птица. – Ну, ты убедилась в моей сущности, царица?
Царица хмыкнула и достала из-за плеча вторую стрелу.
– Царица, – возмутилась птица, – Сколько можно! Ты же сама сказала, что нельзя стрелять в священных тварей.
– Нельзя. – подтвердила царица.
– Никому нельзя. – добавила она тут же, осматривая наконечник и трогая пальчиком острие. – А вот мне можно.
– Я сама священная. – царица, сдвинув почти сросшиеся брови, деловито наложила стрелу на тетиву. – Клейма поставить негде, такая я священная!
– Вся насквозь священная, богиня, от макушки, – до кончиков ногтей. Вот!
В доказательство царица даже вытянула вперед носок ноги, продемонстрировав свои длинные пальцы, с покрытыми черным лаком ногтями. Впрочем, вряд ли Фенникс-Бенну мог разглядеть такие детали со своего кедра.
– Ничего, меня священней, в этом мире нет. – царица, презрительно скривив губы, подняла лук.
– Хулиганка! – возмущенно выкрикнула птица, и пошла по мощной кедровой ветке, перебирая лапками и неуклюже покачивая громадными крыльями.
Затем, поймав порыв ветра, она прыгнула вперед, воздушный поток подхватил ее, чуть было не уронил вначале, и понес прочь от дворца.
Царица некоторое время, с кривой ухмылкой, выцеливала ее в спину, потом передумала и опустила лук. Затем фыркнула и, мелодично шелестя золотыми лепестками своей короны, и сверкая юбкой, и тряся тугой грудью, убежала во дворец.
Как древняя и юная богиня.
Ну, собственно, она ею и была на самом деле.