Самое интересное, что, просыпаясь, я никогда не помнила лиц.
Было стойкое убеждение, что со мной там в роли служанки
присутствовала тетя Настя. Что я видела мать, отца, но вспомнить их
лица я не могла. Как не могла вспомнить и лицо своего ночного
кошмара. Только его глаза и врезались в мою память – черные,
обжигающие, – а больше ничего.
В своем сне я никогда не росла. Судя по всему, мне было около
шести лет, если брать во внимание рост и то, как возвышались надо
мной другие, но я не чувствовала ту себя. Раньше действительно была
в этом кошмаре испуганным ребенком, но с годами бояться устала.
Просто ждала окончания, потому что знала: оно обязательно
наступит.
Поначалу я ненавидела того окровавленного мужчину. Винила его в
том, что осталась без родителей. Верила, будто именно он лишил меня
семьи, а теперь относилась к нему, как и ко всему происходящему, с
любопытством. Несколько раз пробовала что-либо изменить в своем
сне. Даже порывалась навстречу к этому злодею, но сон всегда
оставался неизменным. Неужели обида на родителей настолько
сильна?
Нет, я давно простила их. Отпустила горечь одиночества, потому
что в моей жизни было не все так плохо. Скорее уж наоборот. У меня
была семья: тетя Настя, ее муж и двое их сыновей. Прекрасные
друзья, учеба и даже парень – все в моей жизни было нормально, но
никогда не пропадало ощущение, будто мне чего-то не хватает. Словно
для полного счастья должно быть что-то еще.
– Дарини, ты уже встала? – услышала я громкий голос тети, когда
вернулась обратно в комнату, готовая к новым свершениям.
От этого странного прозвища я вновь поморщилась. Нет, звали меня
совсем не так. Сколько себя помню, я всегда была Дарьей, да и в
паспорте у меня красуется именно это имя, но тетя с упорством
бульдозера изо дня в день всегда называла меня Дарини. Говорила,
что с какого-то древнего языка это слово переводится как золото
мира. Золотом я не была, учитывая совсем не сахарный характер, но
тетю это волновало мало.
– Встала! – крикнула я в ответ, разыскивая в шкафу свои
джинсы.
Найти пропажу было почти нереально, потому что небольшой
шкаф-купе представлял собой кладбище из моих вещей. И вот не то
чтобы я была такой неряхой, просто имелась у меня дурная привычка
складывать вещи, которые я обязательно надену в ближайшее время, на
полку вниз. Собственно, ближайшее время было понятием относительным
и растяжимым. Даже на месяц могло растягиваться – то есть до тех
пор, пока тетя не нагрянет в мою комнату и не начнет наводить в ней
свои порядки, чтобы призвать меня к совести, которая иногда
все-таки проклевывалась.