Солнце слезится в глазах, будто чистят лук,
по углам шуршит пестрой курицей тишина,
обволакивая паклею каждый звук
табачного кашля в полынных парах вина.
Дом исхожен народами, пыль соленых сапог
отпечаталась прибоем в песке.
Кроны каштанов раскачивают потолок
и роняют рыбацкие сети на чердаке.
И душа шелушится, словно луковица в тепле,
все пытаясь открыть глаза,
ее глубина исчезает в сыром дупле,
сшибает прелью, словно солдатская кирза.
Но тебя нигде нет. Только вот старость твоя,
в светлом капище выставленная напоказ,
принимает любого вошедшего в сыновья,
благословляет, не открывая глаз.
Твоя старость словно повадка лисья —
ускользнуть… оставить в тоске,
оказалась легка, как осенние листья,
качающиеся в гамаке.