Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции - страница 3

Шрифт
Интервал


Интуиция и магия. Магия стиля, синтаксиса, метафор, магия внезапного узнавания и волшебного переосмысления давно известного. Умение загадывать этические загадки так, что мы не заглядываем за ответом в конец книги, а стараемся решить их сами. Умение увидеть мир таким, что читатель, которому и в голову никогда не приходило ничего подобного, всплеснет руками и воскликнет: «Господи, как же я сам-то этого не заметил?» Умение запрятать в тексте такие намеки и символы, что после прочтения возникает ощущение – что-то ты пропустил. И возвращаешься к книге еще раз, и еще раз, и еще. И когда такое умение достигает уровня истинного волшебства, писателя можно назвать великим.

Сельма Лагерлёф описывает откровенно сказочные ситуации так, что в них начинаешь верить. Писательница создает свою реальность, связанную с привычной бытовой реальностью только узнаваемым антуражем – лес, озеро, пригорок. Вот, например, все звери и птицы раз в году собираются в условленном месте на весенний праздник, где воцаряется недолгий всеобщий мир, где строжайше воспрещены не только охота, но и любые ссоры.

А почему бы нет? Может быть, именно у животных люди и позаимствовали идею Олимпийских игр.

Сельма создает свою, Сельмину, реальность и обживает ее так, что уже через несколько страниц не видишь ничего удивительного, что звери и птицы беседуют между собой, что можно превратить человека в гномика, что реки сознательно пробивают себе дорогу к морю, что великаны швыряют в море целые скалы, чтобы испугать лосося и заставить вкусную рыбу подниматься к ним на обед по крутым горным порогам… а эти скалы – внимание! – вот же они, эти скалы у берегов Блекинге, их никто с тех пор не убирал. Даже экзотические для русского уха названия шведских провинций, рек и долин приобретают сказочное звучание, как, например, знаменитое «крибле-крабле-бумс» или «снипп-снапп-снурре».

Изысканная эстетика в романе Сельмы Лагерлёф выполняет свою главную задачу. Она делает этику понятной и привлекательной.

Конечно, каждый писатель мечтает об идеальном читателе. То есть о таком читателе, который, прочитав главку, не поспешит узнавать, что же было дальше, а прочтет еще раз, уже не тратя усилий глазных мышц на одновременный охват нескольких строчек сразу и не пропуская при этом половину показавшихся ему ненужными слов. По-моему, Набоков где-то сказал, что нет такого понятия «читатель». Есть понятие «перечитыватель».